Окутанная тьмой (СИ)

— Кин, — Люси, закрыв глаза, наклонилась ниже, нежно, бережно целуя его в холодный лоб, поправляя волосы, продолжая гладить белые щёки. Но больше ей никто не ответил, теперь нет того милого, послушного мальчика, который всегда был рядом. Теперь на его умиротворённом Смертью лице только едва заметная улыбка, в которой были изогнуты посиневшие губы — он замерзал, но рядом с Люси он не чувствовал холода. Хартфилия ощущала непонятную пустоту внутри, будто часть её, важную и нужную, выдрали, но она почувствовала это только сейчас. Подняв голову, встретившись с заледеневшим взглядом Лейлы, Люси ощущала только ярость, злость, презрение — она возненавидела свою мать. — Ты испортила жизнь Зуко, а теперь и за Кина взялась, за что ты отняла его у меня? Чем, скажи мне, чем он провинился перед тобой? Он защищал тебя столько времени, и вот чем ты отплатила ему за это — смертью, мучениями, болью? За что ты убила его, он не был виноват перед тобой ни в чём? Почему за все мои грехи ты забрала его? Седьмая и её брат из-за меня явились сюда, так почему ты не защитила его? Кин не был ни в чём виноват, он просто ребёнок, маленький мальчик, которому всегда была нужна защита и поддержка! За что ты так со мной, он не заслужил такой смерти, он должен был жить и дальше! Если тебе так была важна жертва, кровь, то лучше забрала бы меня, а его оставила в покое — он не заслужил боли, он должен был исполнить свою мечту, и плевать, что без меня! Ты жестока Лейла, — уложив Кина на дорожку, Хартфилия слегка покачиваясь, поднялась в полный рост — в глазах была только ярость, желание убить, отомстить. Все эти куклы, жалкие пустышки, защищая пустое место, Кин и погиб. — Без вас было бы лучше, — ровная, будто мраморная кожа одной из девушек начала осыпаться, медленно шелушиться, мелкими песчинками опадая вниз, превращаясь в просто кучу песка, пыли около цветов напротив неё. Огонь быстро потух, но с новой, удвоенной силой загорелся рядом другими — Люси не жалела их, это они были виноваты в его смерти, ради них Кин отдал свою жизнь. — Лучше бы и тебя тоже не было, дорогая матушка, — Люси с ненавистью смотрела на эту куклу, когда-то самую ценную, но теперь она казалась просто мусором. Хартфилия подняла руку, поняв для себя, что только гнев и злость позволили ей использовать здесь свою силу — это обитель чужого страха, боли, помогать другим здесь невозможно, от этого силы быстро чахнут. И огонь почти зажегся, вспыхнул, но в этот момент Люси грубо оттолкнули в сторону, с силой, остервенением прижав к каменной ограде спиной.

— Что ты, чёрт возьми, творишь? — Акихико выглядел испуганным, взволнованным, но в отличие от Люси сохранял самообладание, только стискивая зубы, встряхивая её за плечи, но находясь на грани своих возможностей. — Как ты смеешь, Люси? Как ты смеешь рушить то, ради чего он сражался и отдал свою жизнь? Он не пожалел себя ради этих душ, он отдал себя на растерзание взамен им, так почему ты не можешь уважительно отнестись к этому, к его выбору, почему так легко уничтожаешь? Дура, дура, дура! Знаю это больно, я слышал все его слова, чёрт, я слышал, понимаешь, когда узнал, когда опоздал?! Маленький идиот, и зачем он полез после той драки на стадионе, безмозглый придурок! Прошёл бы мимо, ничего не случилось, ты ведь раскусила ту падшую?! Но нет, Кин не был бы Кином, если бы не влез! Малолетний гавнюк, вот и куда он полез… один?! Почему, скажи мне, Люси, почему я отпустил его сюда одного?! Я предлагал ему идти вместе с нами к Имизуки, проведать её и ребёнка, Кин не пошёл, сказал, что сильно устал и хочет домой! Почему я тогда не пошёл вместе с ним?! Почему я вдруг решил, что другой возможности встретиться с сестрой у меня не будет?! Почему?! Я ведь должен был быть вместе с ним, мы должны были быть здесь вдвоём, понимаешь?! Не рушь, не смей рушить то, что осталось, может ему там будет легче?! Чёрт, я ведь слышал это «Нии-сан», он назвал меня так, да?! Безмозглый малой, как же я ненавижу его тупость! Идиот малолетний! — Акихико, крепко вцепившись дрожащими руками в рубашку Люси, едва ощутимо тряс её, не в силах успокоиться, отдышаться, постоянно глядя в сторону. Кин лежал неподвижно, он казался ещё холоднее, Акихико торопился, но не успел, а Люси ничего не знала и опоздала.

— Прости, — тихо, виновато проговорила Хартфилия, крепко обняв Акихико за шею, он сейчас такой же ребёнок, как и Кин прежде. Но кто-то должен быть взрослее, хотя и хочется плакать, хочется сдирать с рук кожу, пытаясь перебить ноющую боль в груди. Люси будет взрослее, понимая, что отомстит — двое на одного нечестно, и они, эти мерзкие падшие, заплатят за это, первой будет наказана Седьмая.

За Кина умрут многие, но искупится ли грех, который они совершили? Огонь покарает их, и Люси не остановится ни за что, все виновные в этом сгорят заживо, им нет прощения. Небо оказалось несправедливо в этот день: двое родились, сделали свой первый вздох, один умер, так и не увидев звёзды, которые его так манили...