Оле Бинкоп

Споры, шедшие в ГДР вокруг этого романа Эрвина Штритматтера, чаще всего вращались вокруг гибели Оле, ее закономерности (или нарочитости) и ее причин. Должен ли был погибнуть человек, беззаветно преданный новой жизни, думающий только о благе других? Человек, в котором добрые качества выражены так сильно, что в любых обстоятельствах наши симпатии оказываются на его стороне? Умеющий усмирить природу, дружный с ее мощными силами, выдумщик и мастер на все руки, Оле гибнет от того, что ему мешают воплотить в жизнь открытие, сделанное им ради общего блага.

Сам писатель говорит об этом весьма жестко: «Я ставил такой вопрос: какое место мы должны выделить в нашем обществе новатору, пролагателю новых путей, чтобы не мешать ему стремиться вперед, но в то же время удерживать от анархических поступков?»[15]

Тем самым в образе Оле, затравленного бюрократами, есть и доля своего рода «критики добра» (по Брехту). Над его телом происходит обмен репликами, значительный для понимания идеи книги. Говорят два старых коммуниста — друг Оле, Карл Крюгер, и Эмма Дюрр, вдова Антона Дюрра:

«На ложе из камышей покоится мертвый Оле Бинкоп. Глаза у него открыты. Он никогда не закрывал их при виде опасности. Не звезды ли он считает?

Карл Крюгер прижимает к груди старую шляпу.

— Вот он лежит: не черт и не ангел, просто человек.

— Из-за своеволия и погиб, — сердится Эмма. — Антон никогда бы этого не допустил.

Карл Крюгер поглаживает камыши, на которых лежит его мертвый товарищ.

— Своеволие без своекорыстия — для этого в человеческом языке пока нет слов».

Читатели в многочисленных письмах просили Эрвина Штритматтера «спасти» Оле, сохранить ему жизнь. Нелепая смерть его казалась им незаслуженной, несправедливой. Она и есть несправедливая, но в ней заключена своя логика, рожденная противоречиями стремительного движения жизни. Движение это идет не абстрактными путями, а через живые человеческие судьбы. В смерти Оле — и подвиг, и урок, и предостережение, и, как это ни покажется странным, уверенность в будущем. Х. Хаазе, известный в ГДР критик, справедливо отметил: «Все трудности нашей жизни, которые Штритматтер так широко показывает и критикует, предстают — благодаря силе и оптимизму, заложенным в этом образе, — как преодолимые. Это связано, конечно, с тем, что Оле Бинкоп всегда идет в наступление. Он порой использует не лучшие методы, но он борется, он рвется вперед, он верит в себя и в великое дело, которое безоговорочно принимает и отстаивает».[16]

В Оле заключена освобожденная сила народных масс, и эпос о нем строится так, что с его гибелью сюжетное движение не останавливается, ибо жизнь в ее эпическом потоке идет дальше, теми путями, которые помогал прокладывать Оле.

В этом состоит одна из основных идей книги. Трагическая судьба героя, чьим именем она названа, не исчерпывает ее, книга «открыта» будущему, и ее эпилог уже не столько об Оле (как следовало бы в традиционном романе), сколько о завтрашнем дне. Сюжетно это выражается в том, что в эпилоге маленькая Мертке, романтическая любовь Оле, на предыдущей странице словно умершая от горя вместе с ним, провожает глазами стаю летящих уток, которых приручал Оле, — «обрывок счастья, завещание», — и робкая улыбка трогает ее губы. В смысле философском (ибо «Оле Бинкоп» — это и философский роман) идея безостановочного движения жизни выражается в космических масштабах, с которыми соотносится деревня Блюменау. Роман начинается и кончается одними и теми же словами о земле, «кружащейся в мировом пространстве»: «Так что же тогда деревня на этой земле? Глазок на кожуре подгнившей картофелины или красная точечка на освещенной солнцем стороне наливающегося яблока?»

Вопрос, поставленный в начале, повторен без всяких изменений в конце. Он звучит риторически. Ибо не в утверждении неизменности вселенной и вечного ее круговорота заключена идея книги, а в мощном движении человеческой жизни к новому, лучшему, к более совершенным и гармоничным отношениям между людьми.