Оле-Лукойе

— Для капусты это как раз хорошо. — заметила курица. — Да, наконец, и у нас бывает тепло! Вот, например, четыре года назад лето у нас тянулось целых пять недель. А жара-то какая стояла — дышать нечем было! Кстати сказать, у нас нет тех ядовитых тварей, какие водятся в тёплых краях. Нет и разбойников. Только отщепенец не считает нашу страну лучшей в мире. Такой недостоин жить в ней! — Тут курица заплакала. — Я ведь тоже путешествовала, целых двенадцать миль проехала в бочонке, — и ничего приятного в путешествии не нашла.

— Да, курица наша — умница, — сказала кукла Берта. — Мне тоже ничуть не нравится шляться по горам, — только и знаешь: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз! Нет, лучше мы переедем в деревню, где много песка, и будем гулять по огороду, где растёт капуста.

На том и порешили.

Суббота

 СЕГОДНЯ БУДЕШЬ РАССКАЗЫВАТЬ? — спросил Яльмар, как только Оле-Лукойе уложил его в постель.

— Сегодня некогда, — ответил Оле и раскрыл над мальчиком свой красивый зонтик. — Погляди-ка вот на этих китайцев!

Зонтик был похож на большую китайскую чашу, расписанную голубыми деревьями и узенькими мостиками, на которых стояли маленькие китайцы и кивали головой.

— Сегодня надо будет принарядить к завтрашнему дню весь мир! — продолжал Оле. — Завтра праздник, воскресенье. Мне надо влезть на колокольню, чтобы проверить работу церковных домовых, которые должны вычистить колокола, а не то они завтра будут плохо звонить; потом выйду в поле посмотреть, смахнул ли ветер пыль с травы и листьев. А уж потом наступит время и для самой трудной работы: придётся снять с неба и почистить все звёздочки. Я их собираю в свой передник и при этом нумерую каждую звёздочку и дырочку, в которой она сидела, чтобы потом разместить их все по местам, не то они будут плохо держаться и покатятся с неба одна за другой!

— Послушайте-ка вы, господин Оле-Лукойе! — проговорил вдруг висевший на стене старый портрет. — Я прадедушка Яльмара и очень признателен вам за то, что вы рассказываете мальчику сказки, но вы не должны извращать его представления. Снимать с неба звёзды и чистить их невозможно: звёзды такие же светила, как наша земля, тем-то они и хороши.

— Спасибо тебе, прадедушка! — отозвался Оле-Лукойе. — Спасибо! Ты глава семьи, наш родоначальник, но я всё-таки постарше тебя! Я старший язычник; древние римляне и греки считали меня богом сновидений. Я бывал в знатнейших домах и теперь туда вхож, и знаю, как обходиться и с большими и с малыми. Можешь теперь рассказывать сам.

И Оле-Лукойе ушёл, сунув зонтик под мышку.

— Ну, уж нельзя и мнения своего высказать! — проворчал старый портрет.

Тут Яльмар проснулся.

Воскресение

ОБРЫЙ ВЕЧЕР! — СКАЗАЛ ОЛЕ-ЛУКОЙЕ.

Яльмар кивнул ему, вскочил и повернул прадедушкин портрет лицом к стене, чтобы он опять не вмешался в разговор по-вчерашнему.

— А теперь ты расскажи мне вот какие сказки: про пять зелёных горошин, что родились в одном стручке, про петушиную ногу, которая ухаживала за куриной ногой, и про штопальную иглу, которая возомнила себя швейной иголкой, — сказал Яльмар.

— Ну, хорошенького понемножку! — отозвался Оле-Лу-койе. — Я лучше покажу тебе кое-что. Я покажу тебе своего брата, его тоже зовут Оле-Лукойе, но он ни к кому не является больше, чем один раз в жизни. А уж если явится, то берёт человека, сажает к себе на коня и рассказывает ему сказки. А знает он их только две: одна из них так прекрасна, что и описать нельзя, но зато другая… нет слов выразить, какая она страшная!

Оле-Лукойе приподнял Яльмара, поднёс его к окну и сказал:

— Сейчас ты увидишь моего брата, другого Оле-Лукойе. Люди зовут его смертью. Видишь, он вовсе не такой страшный, каким выглядит на картинках, где его рисуют в виде скелета. Кафтан на нём вышит серебром, как гусарский мундир; за плечами развевается чёрный бархатный плащ… Гляди, как он скачет!

И Яльмар увидел, как мчится во весь опор другой Оле-Лу-койе, сажая к себе на коня и старых и малых. Одних он сажал перед собою, других позади, но сначала всегда спрашивал:

— Какие у тебя отметки?

— Хорошие! — отвечали все.

— Покажи-ка! — говорил он.

Приходилось показывать; и вот тех, у кого были отличные или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им весёлую сказку, а тех, у кого были посредственные или плохие — сажал позади себя, и эти должны были слушать страшную сказку. Они тряслись в ужасе, плакали и старались спрыгнуть с коня, да не могли, потому что сразу же крепко прирастали к седлу.

— Но ведь Смерть — чудеснейший Оле-Лукойе! — сказал Яльмар. — И я ничуть не боюсь его!

— Да и нечего бояться! — сказал Оле. — Смотри только, чтобы у тебя всегда были хорошие отметки.

— Вот это поучительно! — пробормотал прадедушкин портрет. — Всё-таки, значит, не мешает иногда высказать своё мнение.

Он был очень доволен.

Вот тебе и вся история об Оле-Лукойе! А вечером пусть он сам расскажет тебе ещё что-нибудь.