Олег Ефремов. Человек-театр. Роман-диалог

Есть улицы, с которыми встречаешься через космос, Божьей милостью и помощью. Как встретились в конце XIX века Немирович и Станиславский, основатели Художественного театра. О их встрече в ресторане «Славянский базар» и 18-часовой беседе, положившей начало всему, написано сотни раз, в том числе в учебной литературе для театральных вузов. Инициатором был Немирович. Ему требовался театр, он мечтал о нем, преподавая на драматических курсах Московской филармонии. Два мечтателя, одна встреча — и Художественный театр. Романтика. Нарратив: жили-были, мечтали, встретились, перевернули. Массам достаточно. Так встретился Олег со своей улицей.

Живописать Старый Арбат — на это уйдет вся книга. Значит, так: О. Н. страстно любил Арбат и Гагаринский переулок, 5. И даже взрослый Олег, давно уже Николаевич, бывало, перед спектаклями заезжал в свой старый двор. В то, что осталось от двора, — в атмосферу.

Отсюда можно спекульнуть очарованием детства как такового. Обыватель уверен, что у художников детство — источник вдохновения и мудрости. Ну да, есть там кое-что: более искушенные мыслители, включая психиатров, — и те заглядывают в детство, чтобы найти либо ужасы, выталкивающие вверх, в искусство (Чехов, сослужащий отцу-тирану в таганрогской лавке), либо алмазное сияние всех атомов бытия (Набоков, русская знать, утраты).

Посмотрим правде в ее голубой глаз. Ефремову приписано много-много женщин. А сколько? А Чехову сколько? Не приписано? Ай, нехорошо. Минуточку…

Обратимся к медицине. В темные дореволюционные времена, когда женщина была зависимым до мозга костей приложением к мужу, бытовало убеждение, что частое мытье ведет к бесплодию. Подозреваю, что идея чадородной грязи родилась из идеи греховности женщины, а эта идея пришла сами понимаете откуда. (У католиков первородным грехом считается секс в раю. В православии первородный грех интерпретируется как гордыня и стремление человека познать добро и зло.)

В препоганом отношении к женщине конкурируют многие философские школы. Читая Чехова, мы можем взглянуть на женщину и глазами доктора, и глазами подростка, в 13 лет утратившего невинность в таганрогском борделе. Два взгляда — доктора и подростка — перестают противоречить друг другу, если вспомнить, что мы со школы знаем только того Чехова, которого нам оставила цензура — и не государственная контора Главлит, а более глубокая, беспощадная: родственная. Сестра его Мария Павловна редактировала письма брата после его смерти, вымарывая слова и целые фразы. В итоге письма гения известны нам по прописям Марии Павловны. Она, посвятившая брату жизнь, отдала массу сил на устранение из его имиджа всего живого, кроме пенсне.

Знала ли Мария Павловна, что жену Антону Павловичу прислали прямо из Художественного театра для формирования репертуара? Немирович-Данченко — вот уж доподлинно строитель театра — отправил Ольгу Леонардовну, свою пассию, ученицу, можно сказать, свою разведчицу, в объятия к великому писателю, чтоб не увернулся. У Чехова — устоявшаяся неприязнь к женитьбе. Он женонавистник и женолюб, опасающийся женщин. Еще интереснее. Художественному театру нужен современный репертуар? До крайности. Ольга Книппер, спецназ Немировича, стала Чеховой и вернулась к основной работе. Задача была выполнена с блеском. (Немирович-Данченко был фантастический по чувству времени — современности — деятель театра. Ставил и ставил жизненные спектакли.)

Я вспоминаю об этом исключительно для полноты картины. В случае с Ефремовым та же песня: все знают всё. Но не то.

…Вернемся в детство. В литературе и телепрограммах о Ефремове справедливо прижился образ друга — Николая Ивановича Якушина, профессора филологии. Я имела честь беседовать с ним и почерпнула милейшие истории: а) о красивой девочке, которую мальчик Олег вел за руку через арбатский дворик, б) о деньгах, которые легко были одолжены другу, когда ему понадобились, а деньги были госпремией, а когда друг вернул деньги — веселый возглас «Ты опять вовремя!». Хороших историй полно, и все о добром сердце — уж точно щедром. А прелестная девочка, которую мальчик Олег вел за руку, была, говорят, Таня, но не просто Таня, а будущая жена Юрия Никулина. Нравились пионеру Ефремову красивые девочки. И это правильно, как говорил его будущий друг Михаил Сергеевич Горбачев, в 1930-х еще, естественно, не знакомый Олегу Николаевичу.

Мне хотелось спросить у обоих комсомольцев, Якушина и Ефремова: кто из вас первым удумал роскошествовать в Сандунах? Ну мылись-парились-плавали. А потом заказывали педикюр, пиво и на такси возвращались домой. Шиковали? Манифестация классовой непринадлежности? Театр. Чистый театр.

* * *