Рига. Этот город в биографии Попова занимает особое место. Здесь в 1951 году он впервые получил признание как профессионал-комик. Теплый прием, который оказали ему зрители, заставил и самого Олега поверить в свои силы... Теперь артист вез рижанам свои новые работы, в том числе пародийный «восточный» номер «Паша».
«Паша» сидел на пышных носилках, величественно поворачивался, кланялся, а вокруг него проходили в танце «наложницы». И вдруг торжественность и серьезность оборачивались комической стороной, когда «владыка», поправляя сложенные по-турецки ноги, «нечаянно» обнаруживал, что это не его, а приставные, бутафорские ноги,
которые его совсем не слушаются, да и сам он вовсе не сидит, а стоит на собственных ногах, скрытых от зрителя балдахином носилок. Бурную реакцию зрителей вызывал характер подачи этого трюка — веселый и наивный.
Попов продолжал совершенствовать свой образ во всех аспектах. Зритель чутко реагировал на каждую его находку. И на этот раз рижская критика серьезно анализировала его труд.
«Под словом «клоун» веками разумели нечто уродливое, «рыжего», существо с внешностью, все в которой гротескно заострено, полно нелепостей, преувеличения.
В лучшем случае это существо вызывало сострадание, острую, беспокойную жалость, а чаще — просто гогот толпы. Между такими комиками и нашим сегодняшним гостем пролегает целая эпоха. В ней царствовал и «король трущоб», певец достоинства маленького человека, печально смешной Чарли Чаплин. Он был мастером трюка, преодолевшим страх ради настоящей человечности. Но и он не достиг той изумительной атмосферы чистоты, покоя, дружеского контакта артиста со зрителем, который царит сегодня в нашем цирке. По залитой светом пушистой арене легко и изящно прыгает, кувыркается, ходит светлый парень со спокойными голубыми глазами. Простой парень, вовсе не жалкий и не страдающий. И зритель смеется. Но это совсем новый смех. В нем нет ни сострадания, ни насмешки. Зритель смеется, не унижая ни себя, ни артиста — любимца публики многих стран, где побывал этот веселый и лиричный русский парень. Его талант многогранен и удивительно ярок. За весь вечер он едва ли произносит десяток слов, но образ его героя раскрывается полно и всесторонне. Он изумительный мимист, артист предельной выразительности жеста. У него воистину примат действия. Лаконичность и лапидарность — черты его актерского стиля. И очень трудно решить, чем в конце концов он более богат — филигранной артистичностью, универсальной техникой или чудесным лирическим обаянием?»