Олег Табаков. Либеральный русский театр

«Несмотря на обилие имен, по-настоящему ярких актерских работ в фильме, в общем-то, нет. Нет, потому что чем дальше раскручиваются хитросплетения поисков похищенных ценностей, тем больше и больше отходят на второй план характеры героев, достоверность и правда времени, где шла, например, борьба двух миров. И хотя с экрана нет-нет да и прозвучат слова о революции, народе, "достояниях республики" — их все труднее и труднее оказывается расслышать в скрипе дверей тайников, шуме погонь, грохоте перестрелок. В споре жизни и трюка победителем чаще всего оказывается трюк. Причем не всегда самого лучшего свойства вроде "киноцитат" из "вестернов" перерубаемых канатов да прыжков на веревках с колокольни на колокольню.

Да, занимательность — это необходимо… Но занимательность во имя и ради чего? Ради того, чтобы пощекотать нервы ржавым скрипом заржавелых петель на подвальных дверях? Или ослепить сполохом грандиозно снятого пожара? Или поразить лихой скачкой, во время которой всадник на полном скаку прыгает по проверенным рецептам "ковбойских лент" с лошади на крышу бешено летящего фургона?..»

Стоит отдать должное критику, он верно угадал главную идею молодого режиссера — снять не очередной фильм «про Гражданскую войну», а лихой подростковый истерн. Неслучайно поэтому фильмами, которые члены съемочной группы баловали себя в процессе съемок, были шедевры западного кино, в том числе и вестерн Серджио Леоне «Плохой, хороший, злой» (кроме этого, они смотрели «Полуночного ковбоя», «Человека со шрамом», «Нашего человека в Стамбуле», «Меч и весы», «Человека, которого не было», «Процесс»). Кстати, и худсовет студии, когда большая часть съемочного процесса была уже позади, ставил в вину Бычкову именно это: слишком много «вестерновости» и мало революционного пафоса. И чтобы ублажить ревнителей идеологии, режиссеру пришлось снимать эпизод с ноябрьской демонстрацией 21-го года, да и ряд других эпизодов подобного рода. Хотя изначально идея была иной: снять романтическое кино, на котором подросткам было бы не скучно.

И расчет оказался верным: фильм, повторюсь, был принят на «ура». Причем «ура» громогласное, о чем наглядно свидетельствовали феноменальные цифры проката — 47,14 млн зрителей. Это позволило «Достоянию республики» занять 5-е место в прокате 1972 года среди отечественных лент, пропустив вперед себя следующие фильмы: «Джентльмены удачи» (66,0 млн), «А зори здесь тихие…» (66,0 млн), «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» (60,8 млн), «Русское поле» (56,2 млн).

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…» («Семнадцать мгновений весны», 1973)

У Олега Табакова роль второго плана — бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг.

Кто придумал Штирлица

Эта история началась в 1966 году, когда свет увидел роман Юлиана Семенова «Пароль не нужен». Именно в нем впервые фигурировал придуманный писателем советский разведчик Всеволод Владимирович Владимиров (псевдоним — Максим Максимович Исаев). Роман имел успех у читателей и в том же году был экранизирован режиссером Борисом Григорьевым (кстати, хорошим приятелем писателя) на Киностудии имени Горького под тем же названием. В прокате фильм собрал 21,7 млн зрителей и был удостоен приза на Всесоюзном кинофестивале в Ленинграде (1968).

На съемках фильма «17 мгновений весны». Режиссер Татьяна Лиознова за работой

Между тем в 1967 году из-под пера писателя вышел очередной роман о советских разведчиках — «Майор Вихрь». И вновь в числе героев этой книги фигурировал Владимиров. Правда, во время перенесения этого романа на телеэкран режиссером Евгением Ташковым Владимиров из числа упомянутых персонажей выпал, и все действие сосредоточилось вокруг группы советских разведчиков во главе с майором Вихрем. И только в 1970 году, с выходом в свет романа «Семнадцать мгновений весны», Владимиров-Штирлиц наконец превратился из второстепенного персонажа в главный. На этот раз Семенов забросил его в нацистскую Германию, где Владимиров-Исаев дослужился до звания штандартенфюрера СС и служил под началом самого Вальтера Шеленберга во внешней разведке. На самом деле ничего подобного не было и в помине — советские разведчики так близко к нацистским верхам не приближались. Тот же прототип Штирлица — Вильгельм Леман — на самом деле служил в гестапо, а на сотрудничество с советской разведкой пошел не по идейным, а по меркантильным соображениям: зарплата у него была маленькая, а запросы большие — он имел молодую любовницу и большие долги вследствие неудачных ставок на бегах. Однако писать о таком разведчике было для Семенова смерти подобно, поэтому был придуман куда более привлекательный персонаж — Штирлиц.