Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Сами викинги тоже пользовались приёмом перетаскивания судов по суше. В средневековой латиноязычной хронике Регинона Прюмского, написанной на рубеже IX–X веков, рассказывается о войнах франкских правителей с норманнами и, в частности, об осаде Парижа в 888 году. Хронист отмечает, что норманны «сделали удивительное дело и неслыханное, не только в наши времена, но даже и в самые древние. Убедившись, что нельзя взять город силою, они начали употреблять все хитрости, чтобы, оставив город в стороне, перевести флот и всё войско в Сену выше Парижа, и потом по реке Ионне, без всякого препятствия, вторгнуться в бургундские страны. Но так как жители города не допускали подняться вверх по реке, то норманны вытащили корабли на берег, проволокли их шагов 2000 по суше, и, избегнув таким образом опасности, снова спустили их в реку; после краткого плавания они оставили Сену, поспешно вошли в Ионну и расположились при г. Сеноне. Там они разбили свой лагерь, осаждая город шесть месяцев, и опустошили Бургундию огнём и мечом»[215].

Так с помощью волока норманны решили военную задачу. События 888 года — это как раз время первых древнерусских князей-варягов, в том числе Олега. Такая аналогия прямо показывает, что все возможности для осуществления своего константинопольского рейда по суше у Олега были.

Подобного рода манёвры осуществлялись и позднее. Византийская принцесса Анна Комнина в своём произведении «Алексиада», написанном в 1130–1140-х годах и посвящённом истории царствования её отца, императора Алексея I Комнина, свидетельствует, что этот государь в 1097 году во время осады крестоносцами и византийцами находившейся в руках сельджуков Никеи, «зная прочность стен Никеи, считал, что латиняне не смогут овладеть городом. Когда же он узнал, что султан по прилегающему к Никее озеру легко доставляет туда большие военные силы и всевозможное продовольствие, он решил овладеть озером. Построив такие челны, какие могли держаться на воде озера, он доставил их на повозках и спустил на воду у Киоса. На челны же он погрузил вооружённых воинов»[216]. Здесь, впрочем, речь идёт не о волоке, а о судах, которые перевозятся на повозках, так что эта аналогия приблизительная.

Зато именно волоком воспользовался при осаде Константинополя турецкий султан Мехмед II в 1453 году, повторив, по сути дела, манёвр Олега. Причём его корабли были при этом оснащены парусами и точно так же использовали силу попутного ветра[217]. Таким образом, суда оказались всё в том же заливе Золотой Рог. Высказывалась, однако, и иная версия пути Олега. Согласно традиционным представлениям, суда руси были перетащены по земле севернее константинопольского предместья Галата, расположенного на северном берегу Золотого Рога. Таким образом они оказывались как бы замкнутыми в бухте, ведь выход из бухты в Босфор преграждала та самая цепь, в обход которой и был совершён манёвр. Поход Мехмеда II состоялся в иных условиях, чем поход Олега — это была длительная и масштабная операция, целью которой было взятие города. Олег же сильно рисковал, оказавшись со своим флотом фактически запертым в бухте. Опираясь на эти соображения и на розу ветров Босфора, исследователь Μ. Ф. Мурьянов предположил, что Олег двинулся на Константинополь с юго-запада, то есть со стороны Мраморного моря. Поставив суда на колёса, он уже не спускал их снова на воду, а прямо подошёл к стене Феодосия, защищавшей город с европейской стороны (там же находятся и парадные Золотые ворота). Впрочем, сделав определённые расчёты, учёный отказал в достоверности сообщениям о попутном ветре, который в любом случае не мог двигать суда руси[218]. Но эти наблюдения не вполне обоснованы. Для того чтобы подойти к городу с юго-западной стороны, Олегу пришлось бы проплыть весь Босфор и часть Мраморного моря непосредственно у стен Константинополя. Кроме того, абсурдным выглядит перетаскивание судов по суше к стенам города — из летописного рассказа вполне очевидно следует, что Олег перетащил суда, чтобы снова спустить их на воду, приблизившись к городу. И как бы ни выглядело странным дальнейшее «запирание» судов в бухте, эффект внезапности и неожиданности, по-видимому, и был тем, на что рассчитывал князь.

Если даже корабли не шли под парусами, у Олега имелся опыт их перетаскивания волоком — достаточно сказать, что пройти по Пути из варяг в греки на участке от Ловати до Днепра можно было только таким способом. Совершенно ясно, что, двигаясь из Новгорода на юг с относительно крупными силами, Олегу пришлось преодолеть этот водораздел именно таким способом[219]. Поэтому для варягов перетаскивание судов по суше не было экстраординарным делом и неудивительно, что Олег воспользовался этим способом, когда подойти к городу по воде сразу оказалось невозможным. Для греков же, незнакомых с этим способом (видимо, античные стратагемы уже забылись), это стало настоящим потрясением.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное