Олег Вещий. Великий викинг Руси

Первые две строфы представляют собой христианское и мусульманское моления соответственно. Их можно понимать по-разному: или диахронически — как два периода в истории Константинополя (христианский и мусульманский)[505], или синхронно — как противопоставление христиан и мусульман во время войны. В третьей строфе молений нет, воцаряется ночное молчание, и в этой таинственной атмосфере происходит чудо — луна освещает Олегов щит на воротах Стамбула. Показательно использование Тютчевым мусульманского названия города, так же как и упоминание луны — мусульманского символа, вдруг освещающего предзнаменование русской победы. Иными словами, стихотворение как бы открывает заветную мысль — будущее завоевание (вернее, христианское отвоевание) Константинополя Россией (подобно тому как при Олеге Русь победно оказалась у стен этого города).

Однако чаяния не оправдались, и уже позже, в издании 1854 года Тютчев переделал стихотворение. Он переставил две первые строфы местами (скорректировав мусульманскую молитву), а последнюю изменил:

Глухая полночь! Всё молчит!
Вдруг… из-за туч луна блеснула —
И над воротами Стамбула
Олегов озарила щит.

Стихотворение потеряло свою острую содержательную актуальность. Константинополь остался в руках турок — мусульманская молитва заняла первое место. А щит на вратах Царьграда превратился из заветной, но достижимой цели в будущую надежду, чему способствовала смена глаголов. Если в первом варианте луна «сверкнула» из-за туч (подобно молнии) и «зажгла» щит (что вполне созвучно происходившей тогда военной кампании), то во втором — она «блеснула» и «озарила» щит (действие кратковременное и менее «агрессивное»). Свет луны озаряет великое прошлое и возможное, но пока недостижимое будущее.

После заключения мира стихотворение «Олегов щит» написал и Пушкин. Оно датировано сентябрём — ноябрём 1829 года и было опубликовано в «Северных цветах на 1830 год»[506].

Когда ко граду Константина
С тобой, воинственный варяг,
Пришла славянская дружина
И развила победы стяг,
Тогда во славу Руси ратной,
Строптиву греку в стыд и страх,
Ты пригвоздил свой щит булатный
На цареградских воротах.
Настали дни вражды кровавой;
Твой путь мы снова обрели.
Но днесь, когда мы вновь со славой
К Стамбулу грозно притекли,
Твой холм потрясся с бранным гулом,
Твой стон ревнивый нас смутил,
И нашу рать перед Стамбулом
Твой старый щит остановил.

По какой-то причине стихотворение считается «загадочным» (исследователи даже усматривали в нём некий сарказм разочарованного результатами войны поэта), однако структура его настолько очевидна, что вряд ли можно усматривать в нём некий тайный смысл. Пушкин сопоставляет две схожие исторические ситуации — из далёкого прошлого и современную. Если в первом случае Олег в знак победы прибивает щит на воротах города, то во втором русские войска останавливаются перед Стамбулом, Олег как бы «запрещает» брать город («ревнуя» к своей славе) и даже защищает его своим щитом. Щит из знака победы превращается в знак преграды, возможно, предостережения. Высказывалась важная мысль и о вероятном поводе к такому сопоставлению — договор Олега с греками в 911 году и Адрианопольский договор 1829 года были заключены в один и тот же день — 2 сентября[507]. А Пушкин придавал большое значение сопоставлению и семантике разных дат.

Третий «Олегов щит» был написан во время Первой мировой войны Фёдором Кузьмичом Сологубом (Тетерниковым) (1863–1927) и опубликован в сборнике его стихотворений «Война» в 1915 году. Сологуб стоял в то время на ура-патриотических позициях, что сказалось и на его творчестве — сборник, впрочем, оказался довольно слабым, а стихотворения отличались наивно-агитационным характером. На их фоне «Олегов щит» выглядит более выигрышно: