Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

Олег повесил щит на медные воротаСтолицы цезарей ромейских, и с тех порОлегова щита нам светит позолота,И манит нас к себе на дремлющий Босфор.Века бегут на нас грозящими волнами,Чтобы отбросить нас на север наш немойИ скрыть от наших глаз седыми облакамиОлегов светлый щит, блистающий звездой.Но не сдержать в горах движенья снежной лавы,Когда, подтаяв, вдруг она летит на дол, —И Русь влечёт на щит не звонкий голос славы,Но мощно-медленной судьбины произвол.

Всё та же идея выражена как некая историческая неотвратимость, неизбежность судьбы, и светлый щит Олега в качестве путеводной звезды заставляет не забыть историю и славу предков. Напомню, что Турция во время войны воевала на стороне Германии против России, а ситуация на турецком фронте для русских войск складывалась наиболее удачно.

Образ Олега нашёл отражение и в русской поэзии сатирического характера. В «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» графа Алексея Константиновича Толстого (1817–1875), написанной в 1868 году, есть такая строфа:

За ним княжил князь Игорь,А правил им Олег,Das war ein groBer KriegerИ умный человек.

Олег назван «великим воином» и «умным человеком», но немецкий язык фразы здесь, конечно, намекает на германское происхождение первых древнерусских князей (а может быть, и отсылает к значительному немецкому присутствию в государственной и военной сфере Российской империи).

Но вернёмся в эпоху Николая I. Помимо литературных реминисценций образ Олега нашёл воплощение и в художественном творчестве. Во второй половине 1820-х годов к нему обратился выдающийся художник Фёдор Антонович Бруни (1801–1875), один из ярких представителей академизма в живописи. Находясь в Риме, он задумал создать цикл гравюр на события из русской истории, вдохновляясь «Историей» Карамзина. Всего Бруни предполагал сделать 75 гравюр, но воплотил в жизнь только около тридцати сюжетов, лишь некоторые из которых были опубликованы в отдельном альбоме в 1839 году. Работа над серией началась в середине 1820-х годов, но была впоследствии прервана (сказались сложные взаимоотношения Бруни с Обществом поощрения художников)[508]. Среди осуществлённых сюжетов несколько были посвящены истории Олега — это «Смерть Аскольда и Дира», «Поход Олега в Цареград по реке Днепру», «Олег прибивает щит свой к вратам Цареграда», «Кончина Олега». Имя Олега присутствует и на заглавном листе серии, где Бруни изобразил себя сидящим у бюста Карамзина, которого сопровождают образы прошлого.

Бруни работал в классицистической манере, но в его творчестве заметны черты романтизма. В романтическом ключе решены и некоторые исторические сюжеты, особенно те, которые связаны с трагическими страницами истории. Несмотря на приверженность стилю классицизма, Бруни старался учитывать историческую специфику древней русской истории — он изучал костюмы и бытовую жизнь (правда, в самих гравюрах исторические детали подчинены общей антикизации, характерной для классицизма), стремился передать черты русского пейзажа (иногда нарочито изображая ели там, где речь шла о Киеве и южных краях). Но до подлинно исторической стилизации он, разумеется, не дошёл. Его гравюры представляют собой эффектные, но в то же время строго выверенные и сухие композиции, в которых действуют мужественные герои в полуантичных одеяниях. В гравюре, изображающей смерть Аскольда и Дира, полуобнажённые воины, напоминающие дикарей, убивают безоружных князей, а стоящий в лодке Олег указывает пальцем на Игоря, показанного в виде самодовольного коротконогого крепыша. Вся сцена исполнена пафосной театральности, характерной для классицизма. В композиции о походе Олега мускулистые воины перетаскивают суда по днепровским порогам, Олег в полном вооружении (весьма напоминающем его образ на медали «портретной» серии) руководит ими, а вдали виден древнерусский флот. Щит у ворот Царьграда прибивают воины в туниках, влезающие с топором по лестницам — Олег же внизу в позе победителя стоит, опираясь на саблю. Композиция «Кончина Олега» известна в двух вариантах. Герой наступает на череп коня (изображён даже скелет животного), а окружающие его люди лопатой и мечом пытаются предотвратить смерть князя. Всё это выглядит мастерски, театрально, классически красиво, но совершенно бездушно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное