Читаем Олег Вещий. Великий викинг Руси полностью

В эпоху Александра I большой интерес к истории вызвала публикация грандиозной «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина (1766–1826), первый том которой увидел свет в 1818 году (именно в нём находилось описание правления Олега). В период романтизма образы русской старины стали популярны и в литературном творчестве. Самым известным поэтическим произведением на тему вещего Олега стала, конечно же, баллада Пушкина, написанная в 1822 году, но она была далеко не единственной.

В 1822 году увидела свет «историческая песня» Кондратия Фёдоровича Рылеева (1795–1826) «Олег Вещий» — ею впоследствии открывался цикл его «дум» (хотя сам автор отмечал жанровое отличие этого произведения от «дум»). В ней рассказывается о самом ярком эпизоде истории Олега — походе на Царырад в 907 году. Автор следует за Карамзиным и летописным повествованием почти буквально, сама «песня» написана очень живо, быстрыми штрихами, и прекрасно передаёт стремительность и победный характер происходившего. Олег у Рылеева «седый», уже бывалый воин, что, впрочем, вполне соотносится с исторической действительностью: «Седый Олег, шумящей птицей, / В Евксин через Лиман — / И пред Леоновой столицей / Раскинул грозный стан!» Император Лев предстаёт испуганным и беспомощным: «Их император самовластный / В чертогах трепетал, /И в астрологии, несчастный! / Спасения искал». Здесь император обращается к предсказаниям (подобно тому как летописный Олег хочет узнать свою судьбу). Однако всё тщетно — василевс просит мира, и Олег великодушно соглашается, с «праведным презреньем» принимая дань. Строфа о щите выглядит так: «Но в трепет городой Византии /Ив память всем векам / Прибил свой щит с гербом России / К царьградским воротам». На память и в назидание — практически в знак победы, как об этом сказано и в летописи.

Фраза о гербе России задела Пушкина, который отметил (в том числе в письме самому Рылееву), что в те времена герба у России не было, а двуглавый орёл появился только при Иване III (хотя собственно о двуглавом орле у Рылеева и не сказано)[494]. Тем не менее представление о том, что на щите должен быть изображён какой-то знак («герб»), как видим, довольно старое — во всяком случае, оно встречается и в «Начальном управлении Олега» Екатерины II. Песня Рылеева заканчивается возвращением Олега в Киев, жители которого «единогласно» дают своему князю прозвание Вещего, которое Рылеев понимает как «мудрый» (что расходится с летописным рассказом). Итак, у Рылеева мы видим победную песню о мудром правителе, совершившем яркое и памятное деяние.

Пушкин создаёт своего Олега практически одновременно с Рылеевым (беловой автограф баллады датирован 1 марта 1822 года, первая публикация в 1824 году в альманахе «Северные цветы на 1825 год»). Замысел поэмы, возможно, сложился ещё раньше. Во всяком случае, в «первой кишинёвской» тетради (лето 1821 года) зафиксирована идея некоего произведения, связанного с походом Олега на Константинополь (здесь же упоминаются Игорь и Ольга). Но о легенде про смерть Олега речь пока не идёт. Исследователи даже пытаются увидеть в набросках графических портретов на листе изображения голов Олега и Игоря (совершенно условные и никак не идентифицируемые) и фигуры Ольги (что более вероятно)[495]. Тем не менее сюжет о смерти от коня в этом наброске ещё не прослеживается.

В основе пушкинского произведения лежат летописные известия и «История» Карамзина. Обращено внимание на то, что одним из источников пушкинского текста мог послужить «Летописец Русский от пришествия Рурика до кончины царя Иоанна Васильевича», изданный Николаем Александровичем Львовым в 1792 году — так называемая Львовская летопись. Этот летописный памятник XVI века в издании Львова был, по сути, пересказан, превратившись в литературное повествование, расцвеченное деталями и дополнительными разъяснениями. Именно в этом тексте обнаружился источник прямой цитаты Пушкина о щите Олега из письма Рылееву 1825 года, а экземпляр издания 1792 года сохранился в библиотеке поэта[496]. В самом тексте баллады можно усмотреть аллюзии на другие литературные произведения предшествующего времени[497], из которых наиболее показательной кажется фраза «И волны и суша покорны тебе», отсылающая к «Песне Гаральда Смелого» К. Н. Батюшкова (1816): «И море и суша покорствуют нам!»[498] Это совпадение не кажется случайным. Стихотворение Батюшкова является переложением «Вис радости», написанных норвежским конунгом Харальдом Смелым и обращённых к его невесте, русской княжне Елизавете Ярославне. Пушкин, бесспорно, знал о варяжском происхождении самого Олега, и эта варяжская тема роднила образ русского князя с образом скандинавского правителя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное