Олень - золотые рога

— Сереженька!.. Я на радостях выпила!.. Утром вышла из дому денег нет и не знаю, где взять. Думаю: как буду жить? Чем буду сына кормить? Дома — одна картошка, да и той немножко.

Иду, не знаю: куда иду и зачем иду.

И вдруг слышу — кто-то окликает меня через дорогу.

— Михайловна! Михайловна!

Поглядела. А это Петр Григорьевич из мастерских. Вместе с отцом работал. Помнишь: о рождестве в гости приходил? Фотография еще у него.

Перешла к нему на другую сторону. Он одно заладил:

— Зайдем да зайдем ко мне! Мне тебя давно надо, да все не мог вырваться. Сверхурочную работу, Дояволы, у нас выдумали — только ночью домой прихожу. Вагоны для генералов делаем!

Зашла к нему. Сижу и глазам не верю: достает он из ящика деньги и все — мне! И говорит:

— Это тебе собрали. За мужа. Он в тюрьму сел, а мы будем помогать тебе за него.

И достает еще бутылочку горького казенного вина.

— Давай, — говорит, — опрокинем по рюмочке за твоего сокола! С довойны хранил, но для такого случая не жалко!

…Что-то теплое-теплое побежало от сердца по всему телу Сережки.

Пусть его травят, пусть орут, что у него отец — арестант. А он у него вон какой! Плохого не стали бы любить товарищи, не стали бы за него помогать!

А Дарья Михайловна рассказывает дальше:

— Выпили. Вытерлась рукавом — вот и закуска вся! Потом я сразу в город сообразила. Думаю: осень не за горами, в чем будет Сережка месить грязь? Помнишь, как к Мишкиной матери ходил просить работу: сапоги блестят, а пальцы торчат…

— Вот тебе! — а сама развязывает узелок, да не может развязать: не слушаются пальцы после рюмочки. Наконец развязала. И достает сапоги. И сразу видно: как раз по Сережке и даже с запасом — на вырост.

Но Сергей не стал смотреть сапоги. Он заметил, что мать все больше и больше пьянеет. И еще бы! Выпила, а с утра не ела. А она не привычна к рюмочке.

Он велел снова завязать сапоги и повел Дарью Михайловну домой.

Она ничего — слушается. Идет, улыбается, еще что-то ему досказывает, а у самой ноги нет-нет да шагнут не туда, куда надо.

Сережке даже немного смешно, но еще больше стыдно за нее. Он идет и все ворчит. А она все равно улыбается.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ 6 ⠀⠀⠀ ⠀ ⠀ ⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Солдат и поп ⠀⠀ ⠀⠀

Сережка ведет маму домой. А ребята уже у солдат, уже наелись каши и опять просят сказку.

Бородатый сегодня хмурый, не хотел рассказывать:

— Не для них наши сказки!

Но на него напустились другие солдаты:

— А ты ребячью расскажи! Повесели ребятишек.

Тогда бородатый солдат Иван Сидорович Вотинцев взял у Коли свою ложку, вытер ее травой и спрятал за голенище. Затем свернул козью ножку затянулся, выпустил дымок — сперва колечком, а потом ручейком, немного еще подумал и начал:

— Тогда — про барина. А теперь — про попа, что ли? И опять про солдата.

⠀⠀ ⠀⠀

…Служил солдат двадцать пять лет, выслужил двадцать пять реп, а на двадцать шестой отпросился домой.

Как он ни торопился, как ни старался, а до ночи домой не добрался. Пришлось при дороге остановиться.

И, как на беду, попалась богатая деревня. Стучит в одну избу — не пускают. Стучит в другую — не отпирают.

Все избы обошел, до поповского дома дошел. Стук-стук-стук!

Поп открывает дверь.

— Батюшка, пустите заночевать!

— Пустить, чадо, можно и даже покормить можно, но с уговором.

— С каким-таким, батюшка, уговором?

— Загадаю тебе три загадки. Отгадаешь, так ляжешь сытый, а не отгадаешь, так станешь битый!

Некуда солдату податься, пришлось ему соглашаться.

Поп говорит:

— Матушка, затопляй печь!

Попадья запалила лучину и несет к печи. Поп на огонь показывает и спрашивает солдата:

— Это что?

— Огонь.

Поп хлясть его по затылку:

— Темный ты человек, бестолковый… Что ты врешь? Это не огонь, а красота!..

Печь растопилась, кошка на шесток заскочила, села, умывается, лапкой вытирается.

Поп на кошку показывает и снова спрашивает:

— А это что?

Соллдат подумал — подумал, нашел один ответ, а другого ответа нет:

— Это кошка.

Поп опять его по затылку:

— Темный ты, бестолковый… Это не кошка, а чистота!

Солдат понял, что хорошего тут не дождешься. Не быть ему сытому, а быть ему битому. Говорит:

— Дайте хоть напиться-то!

Попадья принесла ему в ковшике воды. А поп на воду показывает:

— А это что?

Солдат подумал-подумал:

— Вода.

Поп третий раз его по затылку:

— Не вода это, чадо, а благодать!

Потом хозяева за стол сели, куриного бульону поели, стали курицу глодать. (Вот им-то, действительно, благодать!) А солдата не зовут к столу, не угощают.

Поп наелся, на улицу выполз. А попадья еще крылышко догладывает. Солдат к ней:

— Матушка! Дай хоть крылышко доглодать!

А она ему:

— Много вас шляется. Всех кормить, так богато не жить.

Швырнула крылышко в печь и пошла за попом.

А кошка сразу к огню шмыг, лапку в печь тянет, крылышко выгребает.

В это время дрова раскатились и одно полено — прямо на кошку. Шерсть на ней загорелась, она не знает, куда ей деться да прыгнула с перепугу на полати. Кошка ревет, дым идет, огонь уже по стене ползет.

Солдат шапку в охапку и на двор. Увидал попа и кричит ему:

— Батюшка! У тебя в избе худо!

— А что такое?