Оленья кавалерия или смерть от кота своего…

Не прошло и трёх лет, как благодаря энергии и настойчивости архимандрита Иосафа Хотунцевского, на Камчатке было уже семь школ. Первая школа в гавани святых Петра и Павла, на месте будущего Петропавловска-Камчатского, начала работу в 1748 году. К тому времени на полуострове насчитывалось уже более 200 школьников, а самый способный ительменский юноша, крещёный под именем Тимофей Уваровский, уже сам преподавал русскую грамоту в школе Тигильского острога (ныне село Тигиль, райцентр в полутысяче километров к северу от Петропавловска-Камчатского).

Примечательно, что «новокрещённый» Тимофей Уваровский, первый педагог из аборигенов Камчатки, был сыном одного из «тойонов», вождей ительменов. В русском остроге он оказался в качестве «аманата» – заложника, который своей жизнью гарантировал выплату меховой дани. Однако, «аманаты» в русских селениях содержались не как заключенные – пользуясь относительной свободой, они не могли лишь покидать соответствующий острог, поэтому быстро перенимали образ жизни и моду пришельцев с Запада. Те же, кто крестился и научился грамоте, становились полноправными подданными Российской империи.

«Во всех почти острогах заведены школы…»

По итогам первых лет учёбы архимандрит Иосаф даже докладывал начальству в Петербург, что дети ительменов способнее русских школьников: «В учении российской грамоте, письму, нотному пению решительно преуспевают российских отрочат и по своим разумениям далеко отстоят от российских мужиков и превышают некоторых купцов…»

Вероятно, архимандрит, подчёркивая успехи школьников-ительменов, стремился, вольно или невольно, приукрасить результаты своей просветительской деятельности. Однако, ительмены имели развитый и сложный фольклор, при отсутствии собственной письменности, его передача из поколения в поколение требовала развитой памяти, что в итоге способствовало успехам в школьной учёбе по ярким русским учебникам.

Занятия в школах воспринимались аборигенами как своеобразное развлечение, нечто абсолютно новое в привычной им жизни. Тем более, что архимандрит Иосаф освобождал учеников от уплаты «ясака» (дани собольим и лисьим мехом) и даже из своих денег уплачивал подушную подать – налог, который должны были вносить в казну все, кто принял христианство, превратившись из «кочевого инородца» в полноправного подданного Российской империи.

В итоге за первые шесть лет своей деятельности архимандрит Иосаф и его «студенты» организовали на Камчатке 14 школ, в которых одновременно обучились грамоте 239 учеников. Одну школу открыли даже на Курильских островах. Сотрудник Петербургской академии наук Степан Крашенинников, побывав на полуострове в середине XVIII столетия, описывал состояние местного просвещения почти восторженно: «Завели там и школы по разным местам, в которые сами камчадалы охотно отдают детей своих… Во всех почти острогах заведены школы, в которых невозбранно обучаться как детям казачьим, так и камчадальским, без всякой платы».

Однако не стоит думать, что вдохновенный педагог Иосаф был ангелом во плоти. Он оставался сыном своего времени – главным в его деятельности было не абстрактное просвещение, а насаждение христианства. Будучи талантливым учителем и искренне любя способных школьников, Иосаф бестрепетно порол и детей, и взрослых за любые отступления от религиозных правил. Не брезговал лично бить непослушных вождей-«тойонов» или допрашивать под пыткой заподозренных в мятеже.

Но именно благодаря деятельности такого противоречивого Иосафа сложилась удивительная ситуация – в середине XVIII века на далёкой Камчатке, где проживало не более 15 тысяч человек, количество школьников и знающих грамоту на душу населения оказалось выше, чем в центральных губерниях России.

Чернила из ягодного сока

Архимандрит Иосаф, опередив своё время, пытался даже создать полноценную школу-интернат, в которой могли бы жить и обучаться камчатские дети полностью за государственный счёт. Замысел остановила нехватка казённых средств – для такого интерната, по расчётам архимандрита, требовалось 500 рублей в год.

Стремясь охватить учёбой всех кочевников, Иосаф даже задумал отправить к «оленным корякам» специальные кочевые школы – в такой «школе» учитель с несколькими помощниками на оленьих и собачьих упряжках должен был ездить по тундре вслед за кочующими родами аборигенов. Этому замыслу помешало начавшееся восстание «ясачных» коряков – памятуя судьбу погибшего студента Василия Кочюрова, архимандрит не решился на такой эксперимент.