Оленья кавалерия или смерть от кота своего…

Построенная в городе в 1700 году из огромных лиственниц Спасская церковь служила и хранилищем самой богатой библиотеки дальневосточного Заполярья. К исходу царствования Петра I перечень имевшихся здесь книг внушал уважение, архивы сохранили его до наших дней: «Карта Варяжского моря на александрийской бумаге, Куншт корабельный, пропорции о снастке английских кораблей с цифирными табелями, Устав Морской, Регламент шхипорской четырех маниров на разных языках, Поверение воинских правил, Синус или логарифмы, Устав военной на русском языке, геометрия, Инструкция о датских морских артикулах, Устав морской з галанских языков, Экзерциция военная, молитвенники морской и сухопутный…»

«Русское племя превратилось в кочевое…»

К XIX столетию на заполярном севере Дальнего Востока обитали сотни, даже тысячи русских людей, давно считавшихся себя местными уроженцами, «старожилами». Их быт, внешний облик и даже язык уже заметно отличались от существовавших в Сибири и европейской части России.

Даже в наши дни сообщение Крайнего Севера с «материком» остаётся непростым делом, а два столетия назад русские люди, прижившиеся на берегах Яны, Индигирки, Алазеи и Колымы, в течение многих поколений были, фактически, отрезаны от остальной России. Как более века назад писал один из путешественников: «Якутск кажется здешним жителям где-то на краю света, а Иркутск, Москва, Петербург звучат для них почти так же загадочно, как для нас названия планет – Марс, Юпитер…»

Поэтому «русские старожилы» дальневосточного Заполярья частично восприняли образ жизни местных северных народов, а частично сохранили, законсервировали тот быт, что был характерен для русских первопроходцев эпохи Семёна Дежнёва и Ерофея Хабарова. Этнографы и путешественники XIX столетия с изумлением описывали особенности этой необычной жизни.

Прежде всего местным русским пришлось забыть сельское хозяйство – местная природа делала его практически невозможным. Полярный исследователь Фердинанд Врангель, побывавший на берегах Индигирки в Зашиверске осенью 1820 года, так описал быт местного священника: «Он ходит в горы охотиться за дикими баранами и ловить силками куропаток. Короткое лето посвящает он своему небольшому огороду, в котором, при неусыпных трудах и внимании хозяина, с трудом поспевают капуста, редька и репа – большая редкость и едва ли не единственный пример в здешнем суровом климате… Отец Михаил угостил нас пирогом, испеченным из рыбьей муки – для сего сухая рыба растирается в мелкий порошок, который, если его держать в суше, долго сохраняется и с примесью ржаной муки составляет очень вкусный хлеб…»

Такой хлеб из «рыбьей муки» заменял северным «старожилам» настоящий, ведь привозимая с далёкого юга мука была очень дорогим и редким товаром. Гергард Майдель, исследователь Арктики, путешествовавший по Якутии и Чукотке в 1868-70 годах, так писал об этом: «Русские жители на Индигирке и на Колыме совершенно отвыкли от хлеба, хорошо обходятся без него и считают мучное за лакомство, которое можно позволить себе разве при случае… Достается это лакомство только тем, у которых останавливаются мимоезжие купцы, уделяющие своим хозяевам часть дорожных запасов».

Зато «русские старожилы» восприняли от местных аборигенов некоторые характерные для Крайнего Севера способы питания и приготовления пищи. Например, они «квасили» в неглубоких земляных ямах рыбу и оленье мясо. Всем приехавшим из Сибири и центральной России такое мясо казалось совершенно непривычным и «протухшим». Сосланный по делу о контрабанде в Сибирь чиновник Матвей Геденштром, побывав в 1810 году на севере Якутии, так писал о питании местных русских: «Рыбу, гусей и всякое мясо охотно едят протухлое и предпочитают свежему».

Крайний Север менял и внешний облик – если летом «русские старожилы» предпочитали одежду русского образца из ткани и сукна, то зимой носили меховое одеяние, заимствованное у аборигенов. «Одежда составляет почти полное подобие чукотского костюма, перенятого у них всеми русскими жителями северо-востока Сибири за его практичность» – писал в конце XIX века один из путешественников, побывавший на берегах Анадыри и Колымы.

Крайний Север за несколько поколений полностью изменил все жизненные привычки русского человека. Священник Андрей Аргентов, занимавшийся миссионерской деятельностью на севере Якутии и Чукотке с 1843 по 1857 год, так описывал православных «старожилов» Колымы: «Русский человек стал похож на юкагира, по способам пропитания и по образу жизни. Все они в течение 200 лет силою вещей превратились в кочевников, рыболовов, звероловов. Достаточно, впрочем, двух лет пребывания в этом крае, чтобы превратиться в кочевника, и 15 лет достаточно для того, чтобы объюкагириться и вовсе одичать… Русское племя превратилось здесь в кочевое племя».