Ольга-чаровница и змиев сын (СИ)

«Ей плохо?! Мучается навеянным кошмаром?!» — Инеистый мог создать в сновидении, что угодно, хоть пыточную. Впрочем, Снежен никогда не отличался интересом к истязаниям. Скорее наоборот: презирал тех, кому нравилось мучить беззащитных пленников насланных сновидений. Сказки рассказывать, загадки загадывать или в метели кружиться гораздо больше приходилось ему по сердцу.

Однако не лежать же здесь дни и ночи напролет, ожидая развязки?

Горан предпринял еще одну попытку: позвал на помощь того, кто сам человеком являлся. Черное, как сама тьма, перышко всегда при Горане находилось: уж дважды спасал его Ворон от смерти, когда едва удавалось совладать с противниками, а сил в замок вернуться уж не оставалось. Вот и теперь стоило лишь вспомнить, а птица черная уже за окном.

Окинул Ворон комнату внимательным взглядом. Стекло ему не помеха, как и ставни, разве лишь кто злой и жестокий, а скорее трусливый гвозди остриями наружу в них вобьет, но Горан точно не стал бы так поступать.

Миг, и встал Ворон посреди опочивальни, голову к плечу наклонив: слегка взъерошенный, волосы треплет влетевший вместе с ним ветер — невидимый верный товарищ — одеяние в легком беспорядке: видать, торопился.

— Беда, Влад, случилась, — произнес Горан. — Помоги.

Только нахмурился и головой покачал, но и уходить не спешил.

— Так и будешь молчать?! — разозлился Горан.

— Скажу, коли желаешь, — проронил тот будто бы через силу, — только, боюсь, слова мои тебе не по нутру придутся.

— А ты молви. Там видно будет.

Ворон плечом повел, поискал глазами, куда сесть можно, но, даже увидев, остался на месте.

— Ничем мы здесь не поможем: ни ты, ни я.

— Не поможешь поскольку не можешь или не желаешь? — уточнил Горан.

Ворон головой тряхнул, словно жеребец ретивый, а не птица, уселся прямо на пол, ноги скрестив и неожиданно рассмеялся.

— Не могу я врать: не хочу, — и прежде, чем Горан успел сказать, продолжил: — Ты, хранитель врат, здесь родился — в Нави — оттого не знаешь, наверное, что всякому, кто из Яви к нам придет, не уйти от испытания. Иначе никак: мир не примет. Понимать же должен: живым в загробный мир пройти не всякий способен, а жить в нем, как в явном — не умирая — тем более.

— То есть, это…

— Не смерть, но так близко, что не по себе становится, — сказал ворон и плечом дернул, как Горану показалось бездумно, а потом и вовсе себя за колени обхватил, поежился, словно в жарко натопленной комнате ему зябко стало. — И пройти испытание самому надобно, без помощников, как… рождение и смерть человек в одиночестве проходит.

— То означает… Ольга нашей станет, коли вернется? — проронил Горан, не зная пугаться иль радоваться.

— Мир решил принять ее. И коли сумеет Ольга твоя с испытанием справиться, сумеет без опаски и в Нави ходить, и в Яви гостить иль поселиться сызнова — как сама пожелает.

При словах этих шевельнулось в груди у Горана нехорошее.

«Как-так, сама решит? Как сама пойдет? Это ж я совсем нужен не буду?» — однако он успел подлые мыслишки за хвост изловить да из головы выкинуть.

Ворон наблюдал внимательно, словно в душе читал, как в книге. Может, так оно и было.

— Есть люди, которых неволить нельзя: уйдут, не оглянувшись. А отпустишь — сами воротятся, — сказал он, вроде прямо к нему не обращаясь, а словно к самому себе.

Горан скрипнул зубами.

— Это ты о себе, что ли?

— И о себе тоже, — хмыкнул он.

— А ты сам-то проходил испытание, Влад?

Ворон хмыкнул, колени отпустил, на локти оперся, голову запрокинул, на потолке что-то высматривая. Согрелся, видать.

— Не единожды, — весело ответил он. — Ну да со мной и неудивительно, и иначе не выйдет: сам знаешь на чьем плече сижу.

— И тебя это устраивает?

Ворон снова рассмеялся, сел прямее, развел руками, открытые ладони ему показав.

— Вполне.

— А Кощея? — Горан не хотел спрашивать, слова вырвались сами.

— Кощей, пусть и царь, и чудодей, каких не сыщешь, не в силах с собственным царством спорить, разве лишь зубами скрипеть, как ты сейчас, — Ворон посерьезнел и, помолчав, добавил: — И помогать. Отчего мне, я так понимаю, не укрыться от новых испытаний. Но то я и он. Нельзя по-другому. Да и меня, как уж говорил, все устраивает. Ты же научись доверять своей чаровнице, считай, так испытывают уже тебя, раз жить с ней пожелал, против законов Нави пошел.

— Ты прав, — проговорил Горан глухо, — не по душе слова твои приходятся, Влад-Ворон.

— Ничем не могу помочь: вещие птицы не лгут, они и язык-то за зубами умеют через раз удержать, — ответствовал тот. — Надеюсь, впрочем, что помог, а не навредил.

— Спасибо за вразумление, — буркнул Горан.

— Лишь бы впрок.

— Выходит, зря я тебя побеспокоил.

Ворон поднялся без рук: перенес вес тела на колени и мысами кинул тело вверх, наверняка, легкое и в человеческом обличии, не только в птичьем.

— Пустое, Горан. Перо я тебе давал и обратно просить не собираюсь. Рад, если помог. Прощай, — договорив, каркнул и растворился в тенях на стене, словно и не было.