Ольга-чаровница и змиев сын

По всему выходило, сговорились: Ивану власть над людьми дадена, волхву — сила иного рода и свобода веры. Храм, пусть и выстроили, не заладилось у Ивана с пришлыми проповедничками. Видать, слишком обнаглели и свою волю диктовать начали. А может, снова устроил балаган для люда простого: Иван до того мастаком был, любил юродствовать напоказ. Уж как он о батюшке своем убивался… Вот и в тот раз почти прогнали черных и лжеязыких восвояси из стольного града, да замешкались. Иван приказал проповедничков на дворе своем собрать, на крыльцо вышел и заявил: не верит, мол, в силу бога чужестранного, однако, коли изведут словом святым али колдунством ведьму, что в лесу живет и не дает ему спать спокойно, враз поверит и даже знак из перекрещенных палок примет и на себя напялит.

А ведь чаровничеству не только на Руси обучиться можно. Ольга не в хлеву росла, грамоте была с малолетства научена и всегда интересовалась, как люди в иных краях живут. И о драконах восточных, что крылатым змиям родня, и о джинах пустынных, и о богах многоруких знала, да и о многом другом, в чем люди не смыслили. И если с посланниками Валидуба-Вырвитополя сладить она могла легко, то с заморскими лиходеями — на пределе возможностей. Не родное чаровничество они использовали, а черное колдовство, замешанное на крови, страданиях и смертях. Вот такие «добрые проповеднички» на Русь заявились, о добре и любви вещавшие и к смирению призывавшие честной народ.

К тому же имелись у некоторых из них волшебные помощники.

Заключение в посох аль самоцвет чаровнического существа применяли многие. С тех пор, как волхв спустил на нее свою свору, а черные люди принялись поединков искать, Ольга время от времени выпускала их помощников на волю. Более всего басурмане да заморцы огненных саламандр приручали. Чаровник кормил саламандру, а та усиливала его чаровническую мощь. Эти существа не были разумными, с ними вряд ли удалось бы поговорить, но роль любимцев они выполняли превосходно. Джиннов чаще всего пленяли, а потому к хозяину те не чувствовали ни малейшей привязанности. По-хорошему, было бы полезно оставить в тереме парочку освобожденных духов пустыни, но вот незадача: по природе своей джинны вредили людям, а кроме того являлись слишком назойливыми. У Горана в сравнении с ними определенно имелась совесть.

Жаль только, чем дальше, тем больше он наглел, и если раньше лишь намекал, то теперь говорил прямо: мол, прими мою помощь, красная девица, всех врагов твоих одолеем, могущество обретешь, какое лишь богам подвластно, все равно здесь тебе житья нет и не будет. Может, и не врал, но точно недоговаривал. Например о том, что Ольге придется в Навь переселиться. Да и не избавиться от змия, если согласится. Змии — гады приставучие.

— Ты молчишь столь долго, что я уже знаю, каков будет ответ, — разнеслось по комнате. Ольга ожидала гнева или издевки, но Горан не выказывал ни малейших эмоций, просто утверждал: — Тебе не выстоять снова, ты и так продержалась долго.

Она знала об этом и без него.

Месяц назад Иван решил затеять войну с соседним княжеством. Ненависть ненавистью, а послал к ней гонца. Ольга же сделала с тем то же самое — послала, причем по известному адресу. Воевать она больше не собиралась, особенно за чужое желание пограбить соседей. Да и смешно просить помощи у той, на которую натравил всех, до кого лишь сумел дотянуться. Иван обиделся, но войны не отменил.

Князь Ярополк победил; лишь самую малость не дойдя до столицы, заключил унизительный мир на своих условиях. Иван же причиной своих бед назвал именно Ольгу, а ему и поверили: ну конечно, не помогла же и наверняка начаровала воинам слабость, а Ярополку победу.

На мнение Ивана и попытки за ее счет оправдать полнейшую бестолковость на воеводском поприще она чихать хотела. Тем более, хода богатырям в зачарованный лес не было. Однако здесь новая напасть пришла: заморская. Уже не просто проповедники захожие на нее ополчились. Какими-то своими путями узнал о плененном змии целый чаровнический орден.

Кто в том главенствовал, Ольга понятия не имела, однако чаровники в нем состояли — нечета проповедникам. И их не интересовало ни крещение русов, ни ненависть к ней князя. Недавно ей нанесли визит, во время которого вежливо попросили вступить в орден и сдать в хранилище свой посох. Ольга отказалась. Тогда ее попытались припугнуть. Слово за слово, и чаровник вылетел из терема не с помощью самолично созданных крыльев и не посредством метлы, а самым что ни на есть обыкновенным образом: в окно. Витраж потом пришлось чинить.

— Послушай… — начал Горан, но по светлице невесть откуда взялись и закружились осенние рыжие листья.

Единый миг промелькнул, и встал пред Ольгой леший.

— Все готово, Оленька, — проскрипел он. — Аккурат большое посольство к Ивану подошло, частью в храме засели. На закате кликну я птиц, к хвостам их огонь-траву привяжу. Им-то самим ничего не сделается, а храм проклятый сгинет вместе с ворогами.