Он остался один с тупым и несносным ощущением на сердце. Ему начинало казаться все какой-то мистификацией. По улице шли и ехали люди с покупками. На всех лицах было написано: "Завтра Рождество". И Денисову вспомнилась родина. Его засосала тоска. Наплыли воспоминания о семье, красивой елке, теплой и большой квартире, добрых и сердечных людях, ласках матери. Вспомнилась и Наташа с ее полудетской и чистой улыбкой, ее отец -- славный старичок доктор. И его органически потянуло туда, к Волге, в милый провинциальный город. Один, совсем один на улице, в сочельник. Какая-то странная женщина! На мгновение мелькнула ее красота, обворожительная улыбка, потом бледное, искаженное лицо. Денисов схватился за голову. "Это ужасно! Это какое-то сумасшествие!" -- подумал он. Ему захотелось заглушить боль. Он вошел в табачную лавочку и купил сигар.
Он шел по улице, ничего не замечая, наталкиваясь на встречных. Он курил одну сигару за другой, ничего не соображал, только думал: "Ольга! Ольга! Кто ты, наконец?" Он не находил ответа. Он чувствовал, что порабощен этой женщиной. У него уже кружилась голова от никотина. Он взял извозчика и поехал домой.
Вера отворила ему дверь. Везде, кроме кухни, было темно. Он пробрался в свою комнату и лег. Он лежал как пласт, с потухшей сигарой во рту. Какие-то серые длинные тени, без очертаний, тягучие, бесконечные образы ползли в уме. У него уже не было мыслей. Мягкие тиски сжимали грудь, потом отпускали. Ему показалось, что он быстро летит вместе с кроватью вниз... так плавно, лицом кверху... как будто он лежал в поле на земле и смотрел в бездонное небо.
XII.
Денисов очнулся с чувством тошноты и тяжести в голове. Он потерял всякое представление о времени, не понимал, где он, не мог припомнить, как он очутился здесь... Он хотел подняться, но не мог. За стеной, в комнате хозяйки, часы начали бить. Денисов машинально сосчитал: двенадцать. Потом ему все еще слышался звон. Он механически считал дальше: тринадцать, четырнадцать, пятнадцать... Он не слыхал звонка на кухне. По коридору раздались шаги. Вошел Хачатрянц со свечкой. Он приблизился к кровати. Денисов лежал на спине, бледный как мертвец, с открытыми и неподвижно устремленными в потолок глазами.
-- Здрасти! -- сказал Хачатрянц и испугался. -- Ва! Что с тобой такое?
Он поставил свечу на стол, поспешно зажег лампу и, подбежав к Денисову, взял его за руку. Тот слабо ответил на его пожатие и заговорил бессвязно, чуть слышным и дрожащим голосом:
-- Аракел... пошли в аптеку... Я накурился сигар... легкое отравление... Я не мог... мне тяжело было... Она не знала, что делает... Я обожаю ее... Она ушла... Сегодня сочельник... первый день нашего счастья... ее нет... понимаешь, как тяжело...
Хачатрянц начал трясти его за плечи:
-- Чудак!.. Про кого ты говоришь? Неужели про хозяйку?.. Чудак, собственно говоря... брось, что за чепуха!.. Ну, паиграл, -- шахер-махер... брось... глупости все! Авантюристка какая-то, панимаишь?.. Надо делом заниматься... в университет ходить будешь...
Денисов молчал. Каждое слово било его в голову вместе с пульсом, как молот.
-- Однако, -- спохватился Хачатрянц, -- ты не на шутку болен... собственно говоря, собственно говоря... Вера, -- закричал он и, не дожидаясь, пока она придет, побежал в кухню.
Нашатырный спирт и валерьяновые капли освежили и успокоили Денисова. Он сидел у стола напротив Хачатрянца и говорил:
-- Ты вникни, Аракел, ты поймешь, если захочешь... Я знаю, ты не признаешь любви -- до времени... Но я ее полюбил серьезно, окончательно. И вовсе я не играл... Между нами еще ничего не было решительного... Она меня любит и пошла сказать тому человеку, что невеста моя... И вот ее нет; уже час ночи... Господи!
-- Послушай, -- сказал Хачатрянц, -- вот ты увидишь, -- она тешится с тобой, как с мальчиком... Что ты для нее? Если ты даже ей все свои пятьдесят рублей в месяц отдашь, ей не хватит... Ты видел вино, закуски... духи, кофточки всякие... Она привыкла к этому, панимаишь?
-- Боже! Какой ты циник, Аракел! При чем тут деньги, если она меня любит?
-- А почему она не идет домой? -- вызывающе спросил технолог.
В эту минуту раздался звонок. Денисов встал, напряженно прислушиваясь.
-- Вера! -- услыхал он. -- Николай Петрович вернулся?.. Давно?.. Что ты говоришь?.. Болен?.. И Аракел Григорьевич здесь?.. А?.. Неуже-е-ли?..
Тихо отворилась дверь.
-- Можно? -- сказал певучий голос.
Хачатрянц отвечал:
-- Пожалуйста.
Ольга Ивановна медленно подошла к столу.
-- Смотрите, что наделал Николай Петрович, -- сказал технолог, -- я прихожу... смотрю: лежит... думал -- мертвый... нет -- жив... послал за нашатырем... Теперь глядите, на кого похож?..
Ольга Ивановна с тревогой взглянула на Денисова. Он стоял и молча смотрел вниз.
-- Господи! Какие глупости! Что вы, ребенок, что ли?
-- Представьте себе, -- продолжал Хачатрянц, -- выкурил чуть ли не десять сигар -- собственно говоря: сумасшедший!
Денисов взял ее за руку. Она, улыбаясь, смотрела на него и говорила:
-- Вот дитя! Вот дитя!
Денисов нервно сказал:
-- Ольга!
Она вспыхнула. Денисов показал на Хачатрянца: