Среди челяди возникло замешательство: одни мешкали, другие через их плечи лезли вперед. Видя, сколько уже вышло, и отставшие спешили за ними. В конце концов у стен и по углам не осталось никого: десятка полтора холопов в небеленых рубахах и отроков охраны теснилось теперь перед очагом, неуютно озираясь под удивленными, насмешливыми и где-то даже уважительными взглядами гридей в серебряных перстнях и с угорскими поясами.
– Вы понимаете, что можете полечь там все? – спросил Колояр.
– Нам… Княгиня-матушка, – ключник Безмил поклонился Эльге, – коли ты на смерть идешь, неужто нам отстать? Здесь тебе служили, у богов будем служить.
Челядь вокруг него тихо, но согласно загудела.
– Уж коли в Навь, так всем двором и тронемся! – весело крикнул отрок Величко, и вокруг засмеялись.
Колояр окинул их внимательным взглядом.
– Княгиня, прикажи ворота закрыть, всех лишних выгнать. А этих во двор. Будем учить их хлебным ножом… свиней колоть. Чтобы быстро и чисто. Времени мало.
– И отправь гонца к Маломиру, – добавила Эльга. – Пусть ждет меня возле Малина, где… могила мужа моего. Что я иду без гридей, без шума и хочу обсудить с ним наше дело с глазу на глаз, чтобы ни древляне, ни киевляне не знали о нем раньше времени.
– А кто-то жалел, что у Вещего нет сыновей… – пробормотал Одульв, сын старого воеводы Ивора.
– Вот ведь дурни… – отозвался Вестим.
Спускались сумерки: осенняя ночь приходит рано. Княжий двор затих, будто затаился в ожидании. Эльга уложила Браню спать и села рядом с колыбелью. Ей хотелось схватить дочь и изо всех сил прижать к себе – может быть, в последний раз! – но она не стала ее тревожить. Пусть заснет покрепче. Вот-вот придет Живлянка Дивиславна, переодетая простой бабой, и с ней рослый челядин – вроде как муж. Они завернут Браню в серую вотолу и унесут на Иворов двор.
Собираясь в этот поход, Эльга больше всего думала о том, на кого оставить свое последнее сокровище. Ута неизвестно где, да и жива ли? Ростиславе она не хотела доверять, не слишком полагаясь на сообразительность боярыни. А девочка должна выжить, чем бы ни обернулось дело и кто бы ни стал в Киеве княжить. В конце концов Эльга позвала к себе младшую дочь давно покойного первого мужа Уты.
– Ты помнишь, что Ута спасла тебя? – спросила она. – И всех твоих братьев и сестер? Благодаря ей вы выжили, выросли в чести и довольстве, вы с сестрой вышли замуж за воевод, а братья женились на боярских дочерях. Теперь вы – ближайшие к нам люди.
– Я помню, – прошептала Живлянка, и на глазах у нее показались слезы. Она уже понимала, что княгиня не случайно позвала ее к себе в такое время и от нее что-то требуется. – Я помню, как она прикрывала нас… собой. Матери не помню… а ее помню. И как ехали сюда по зиме… Хоть и говорят… что нашего отца… но его не вернуть. А я… Лучше мне умереть, чем мою вторую матушку обмануть. Я для нее все сделаю.
– Сделай то, что сделала бы она сама, если бы здесь была. Сбереги мою дочь. Считай, что это Ута тебе ее поручила.
Живлянка закивала, сдерживая слезы. Двухлетней девочкой она лишилась родной матери и совсем ее не помнила, да и отца – смутно. Вырастили ее Ута и Мистина. И ей не надо было объяснять, как предана Ута своей сестре Эльге. Ута часто рассказывала детям, своим и приемным, всю нелегкую повесть своей юности. У нее девочки учились стойкости и верности, которые им, дочерям и женам воевод, наверняка пригодятся в жизни. По лицу Живляны катились слезы, в глазах отражался мучительный вопрос: неужели Ута, их приемная мать, больше не вернется?
– А я пойду… – прошептала Эльга. У нее тоже перехватило горло. – И постараюсь ее домой привести…
Живлянка вдруг потянулась к ней, и обе женщины обнялись, спаянные общей тревогой и надеждой. И впервые за эти страшные дни Эльга всем существом ощутила, что она все же осталась не одна.
Я начала ждать вестей от моего отца чуть ли не сразу, как он уехал. И гораздо раньше, чем они могли прийти. Тем сильнее я удивилась, когда вести пришли вовсе не от него.
– Послан я к тебе, Маломир, от Эльги, княгини киевской, – объявил отрок, назвавшийся Близиной, Ильгримовым сыном. – Уведомить, что вышла она из Киева с малой дружиной и идет к Малину, к могиле мужа своего. Дабы там принести жертвы и справить тризну. И пока не будет это сделано, она не станет говорить о новом браке, ибо долг ее как жены и честь как княгини того не дозволяют.
Мы все замерли, едва веря своим ушам.
– И просит она тебя, Маломир, прийти туда же с ближними своими людьми, дабы могла она переговорить с тобой о том деле, какое ты знаешь и о каком поведал ей князь Олег. Пока же о деле не переговорено, не желает она, дабы о сем деле многие люди ведали.
– Она сама идет сюда? – переспросил Маломир.
Отправь он со своим сватовством любого другого человека, кроме Олега Моровлянина, – не стоило бы дивиться, если бы вместо ответа привезли отрезанную голову посла. Но чтобы Эльга не просто отвергла даже разговор об этом… не просто отправила послов… но сама пожелала переговорить при личной встрече – это казалось сном.