Читаем Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей полностью

11.  泰 Тай. Расцвет. Во втором слое основного текста сказано: «Малое отходит, великое приходит. Счастье. Развитие». Данная гексаграмма представляет собой самое гармоническое соединение основных категорий «Книги перемен» – света и тьмы. Нижняя триграмма («Небо», «Творчество») является силой света, которая идет вверх, тогда как верхняя триграмма – «Земля», «Исполнение» – тяготеет вниз. Как замечает Ю.К. Щуцкий, здесь, более чем где-либо, силы света и тьмы «приходят во взаимодействие, имея самый широкий доступ друг к другу. Можно это рассматривать и с другой стороны: внутреннее здесь заполнено чистой силой творчества, а вовне ему предстоит исполнение, т. е. полная возможность осуществления творческого замысла, которому ничто не оказывает сопротивления, а внешняя среда в полнейшей податливости подчиняется ему»[716]. В связи с этим замечанием Ю.К. Щуцкого образы десятого стихотворения «Китайского путешествия» – нежность и глубину — можно прочитать как перетекающие образы света-нежности и тьмы-глубины, взаимодействие которых совершенно очевидно выражается в первой части стихотворения:

ибо только нежность глубока,только глубина обладает нежностью.(1: 337)

Ю.К. Щуцкий в комментарии к пятой черте гексаграммы говорит о двух ее качествах: во-первых, качество податливости и отсутствия косности, во-вторых, качество взаимопонимания высших и низших (выраженное в «соответствии»)[717]. О втором качестве идет речь во второй части стихотворения, где в «соответствие» вступают образы Солнца и Фонаря (Луны) как символы Божественной любви (первое, последнее Солнце[718]) и человеческой (фонарь, капкан мотыльков). Одиннадцатое стихотворение сообщает и о полном взаимодействии, взаимопонимании, гармоническом перетекании сил Света / Тьмы и Божественной силы любви: «солнце нежности и глубины», что задано самим названием данной гексаграммы – Расцвет.

12. 否 Пи. Упадок. Здесь мы видим зеркальное отражение предыдущей гексаграммы, внизу оказывается «Земля» (исполнение), вверху – «Небо» (творчество), которые никак не соприкасаются друг с другом, нет взаимодействия, присущего предыдущей гексаграмме, а человеку здесь необходимо преодолеть громадные ограничения. Во втором слое основного текста говорится: «Великое отходит, малое приходит. Не благоприятна благородному человеку стойкость». Данная гексаграмма выражает полное несходство и полное отсутствие связи между Светом и Тьмой, между Небом и Землей: «Свет – великое – отходит, а Тьма – малое – приходит». Ю.К. Щуцкий описывает данную ситуацию упадка так: «после достижения высот познания происходит срыв и все тормозящие силы, все реакционное начинает действовать». Тормозящей и реакционной силой оказывается здесь «ничтожный человек», который для исправления ситуации должен примкнуть к идущему вперед человеку, самому испытывающему на пути громадные ограничения. Ольга Седакова пишет:

но что же с плачем мчитсякрылатая колесница,ветер, песок, побережье,океан пустой —и нельзя проститься,негде проститься с тобой.О, человек простой —как соль в воде морской…(1: 338)

Колесница у разных народов, так же как и лестница, лодка, мост, – средство передвижения в мир горний. Так, например, в христианстве колесница – повозка, ковчег, телега – символизирует церковь как средство «передвижения» верующих на Небеса: два ее колеса – это, согласно Данте, желание и воля, благодеяние и благоразумие. Заметим, во всех случаях символизм колесницы выражен в парности ее составляющих. Два колеса, соединенные осью, – это Солнце и Луна в солярных мифах. В десятом стихотворении Ольги Седаковой акцентируемый названием десятой гексаграммы Упадок выражен так: «но что же с плачем мчится / крылатая колесница». Ю.К. Щуцкий отмечает: «На этой гексаграмме заканчивается процесс самостоятельного развития личности. Для дальнейшего плодотворного развития ей необходимо погрузиться в общество, прийти к подобным личностям для совместной деятельности. Это выражено в названии следующей гексаграммы: “Единомышленники”»[719]. В целом все двенадцатое стихотворение похоже на плач о простом человеке, который, «не имея к кому обратиться, причитает сам с собой». Так, описывая третью, критическую черту гексаграммы, Ю.К. Щуцкий говорит о чувстве стыда, охватывающего человека, который осознает свое бедственное положение, и ему остается лишь мужественно переносить это чувство[720].

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги