Читаем Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей полностью

В этом Ламарковом царстве поэт движется по «сходням» и «излогам» к низшим разрядам, к истокам жизни, где он исчезнет в протоплазме, подобно Протею – или Пушкину. Однако, поскольку тут еще важно, что и Сталин предпочел Ламарка Дарвину, перемены, которые произведет в поэте этот исторический момент, будут болезненными, даже мучительными. Вообще, физические метаморфозы, которым поэт с готовностью подвергает себя в следующих строфах («Роговую мантию надену, / От горячей крови откажусь, / Обрасту присосками…»), звучат как нечто не слишком важное в сравнении с навеянными Книгой Исайи жестокими преобразованиями, каким подвергает тело поэта серафим в пушкинском «Пророке».

Он сказал: довольно полнозвучья, —Ты напрасно Моцарта любил:Наступает глухота паучья,Здесь провал сильнее наших сил.И от нас природа отступила —Так, как будто мы ей не нужны,И продольный мозг она вложила,Словно шпагу, в темные ножны.И подъемный мост она забыла,Опоздала опустить для тех,Красное дыханье, гибкий смех.

В сталинскую эпоху, когда Мандельштам писал эти стихи, Бог / естественный порядок мертв. В ней нет места музыке Моцарта – строка, предвосхищающая знаменитую апофегму Адорно о судьбе поэзии после Аушвица. Природа отступала, поскольку все происходящее противно природе. Человек жесток к человеку в гораздо большей степени, чем необходимо для выживания; это апокалипсис. Продольный мозг, предположительно определяющий человека, вложен в череп, как шпага в темные ножны; помещенная туда, эта шпага становится недоступна пламенному фехтовальщику. Мост поднят, и проход перекрыт; от Ламарковой магии остаются лишь словесные следы принесения живого в жертву: зеленая могила (живое прорастает из мертвого?), красное дыханье (выпады шпаги пламенного фетовальщика?), гибкий смех (гибельный юмор поэта?). Колебаться между частицей и волной, быть внутри истории и вне ее – обычно это трагедия.

Мысль Седаковой наследует мысли Мандельштама и Пушкина. Эпоха ее – иная, и отклик поэта на эпоху тоже иной. Сосредоточиваясь на частицах, пытаясь фиксировать отдельные моменты: покрытая шипами роза ее экуменического христианства, библейские мотивы, не перерастающие в сюжет или личный миф, чуткое прочтение больших поэтов-современников, тихая виртуозность в сложных дисциплинах философии, филологии и фольклора, – мы теряем из виду волну и ее направление. Да, важно собрать «кусочки» поэтического облика (личности, языкового контекста), который и есть Седакова, будь то отсылки к Данте или Рильке, юношеская дружба с «Веничкой» и его блудным сыном «жизнетворчеством», культурный «потлач» с Папой Иоанном Павлом II, поколенческие связи с Еленой Шварц и Виктором Кривулиным в глухое время вслед за отъездом Бродского на Запад и так далее. Они реальны. И все же куда движется волна и где в ней этот облик? Я бы сказал, что она движется прочь от воспевания героической личности – частая тема у Бродского – к героизму максимально скромному и незаметному, воплощающему жертвоприношение и боль современного существования, но не несущему на себе отражение страдания: «это уже не обо мне». Не так ли Седакова определяет «лирическую материю»? Это похоже на соловьевскую гармонию, пытающуюся родиться из безобразия. Это в буквальном смысле органическая форма, в которой зарождается сознание, достойное выживания. Это не «о» жизни, это и есть жизнь.

Она [лирическая материя] существует только при условии излучения изнутри какого-то смысла, при обнаружении внутри личности поэта той необходимой «моментальной личности», вся суть которой и сводится к прямому восприятию этого смысла[879].

Авторизованный перевод с английского Евгении Канищевой

Хронология

1. Olga Siedakowa. Anioł Reims i inne wiersze. Wrocław – Wojnowice: Kolegium Europy Wschodniej, 2016.

2. Ольга Седакова. Заметки и воспоминания о разных стихотворениях, а также Похвала поэзии. СПб.: Академия исследований культуры, 2015.

3. Olga Sedakova. Chinese reis en andere gedichten. Amsterdam: Pegasus en Stichting Slavische Literatur, 2015.

4. Olga Sedakova. In Praise of Poetry. Rochester, NY: Open Letter, 2014.

5. Ольга Седакова. Стелы и надписи. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2014.

6. Olga Sedakova. Three Journeys. Тбилиси: Кавказский дом, 2014.

7. Ольга Седакова. Завжди е крок. Киïв: Видавничий дiм Дмитра Бураго, 2014.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги