Досмотровая группа состояла из старшего офицера корабля в чине капитана второго ранга, судя по виду — крепко пьющего и ко всему привычного, а также капитан-лейтенанта, выполнявшего следственные функции, и мордастого мичмана. Был ещё один, в гражданском костюме: невысокий округлый человек с маслянистыми глазками. В обход по судну они прихватили с собой Красносёлова и почему-то Грибача. Вшестером осматривали одну за другой каюты. Кавторанг рычал: «Встать! Фамилия!» Когда хозяин каюты докладывал фамилию, имя, отчество и должность на судне, раздавалось требование: «Документы!» Документов ни у кого не было. «Бар-рдак!» — раскатисто констатировал всякий раз кавторанг и поворачивался к Красносёлову с Грибачом: «Подтверждаете личность неизвестного?» Когда следовало подтверждение, небрежно бросал каплею: «Записать под вопросом». Затем шёл собственно досмотр, его производили каплей и мичман. Почти все каюты выглядели как после погрома, всё сколько-нибудь интересное было изъято или уничтожено ещё «рыболовами», так что досмотр был скорее формальностью и длился недолго. Впрочем, мичман своими заскорузлыми ручищами бесцеремонно охлопывал каждого моряка сверху донизу, а затем проходился по каюте.
Сопровождающий военных толстячок всматривался в лица, внимательно оглядывал помещения, но сам ничего не трогал и ни слова не говорил. Исключение сделал только для старпома: когда тот в очередной раз потребовал оказать медицинскую помощь оставленному без присмотра Чернецу, сказал со сладковатой улыбкой: «Поможем». Уже из коридора до Акимова донёсся рык кавторанга: «Где больной?» — «В столовой команды», — ответил Красносёлов. «Бар-рдак!»
В каюте, где навытяжку стоял Бугаев, обнаружили завалившийся за бортик койки Чернеца (возможно, умышленно им припрятанный) самодельный нож. Добротный, из толстой нержавейки, с наборной рукояткой.
— Ваш? — спросил каплей.
— Нет.
— А чей?
Бугаев молчал.
— Достаньте своей рукой и положите сюда! — Каплей подставил полиэтиленовый пакет.
Бугаев ринулся выполнять приказание, но внезапно остановился — вспомнил, должно быть, какой-нибудь детектив, где подобным манером подлавливали лохов. А может, пришёл на память давний урок, преподанный ему как-то Чернецом. Выпрямился, весь бледный, снова упрямо повторил:
— Это не мой нож.
— Он у нас в первом рейсе, практикант, — попытался замять дело Красносёлов.
Мичман по сигналу осторожно двумя пальцами вытащил нож из щели, опустил его в пакетик каплея. Затем крикнул Бугаеву: «Руки назад!» — и, не дожидаясь, ловко завалил его на нижнюю койку и надел наручники.
В качестве тюремной камеры приспособили сушильное помещение без иллюминаторов возле рабочей раздевалки внизу. Бугаева втолкнули в тёмную каморку, заперли на ключ, у дверей встал вооружённый матрос.
Когда кончили разбираться с членами экипажа, перешли в кают-компанию.
— Кто такие?
— Группа ихтиологов, изучаем подводный мир, — ответил за всех Боб.
— Как оказались на судне?
— Попали в сильный шторм на резиновой лодке, вдали от берегов. Кончилось горючее. Попросили убежища.
— Фамилия!
— Бо… Бориш Крачнер.
— Документы!
— Нет документов. Всё пропало в море.
— Подтверждаете личность? — Кавторанг обернулся к Красносёлову с Грибачом.
— Подтверждаю, — сказал Грибач.
— Это не член экипажа, посторонний, — сказал капитан.
— Он и не скрывает, что он посторонний! Вы лично его знаете или видите в первый раз?
— Не в первый.
— Добро. Подтверждаете сообщаемые им сведения?
— Эти люди поднялись на судно с оружием… — начал было Красносёлов. — Они…
— Нас не интересуют детали! Сейчас при них оружия нет. Подтверждаете или не подтверждаете? Не подтверждаете. А вы?
— Подтверждаю, — сказал Грибач.
Второй помощник быстро сориентировался в новой ситуации. Если он в часы своей вахты позволил подняться на борт вооружённым людям, да ещё без ведома капитана, — это как минимум серьёзное дисциплинарное взыскание и понижение в должности. А если безотлагательно помог терпящим бедствие — совсем наоборот. Записей об этом в судовом журнале он не оставил, не успел, да и сам журнал теперь уничтожен. Тут интересы «рыболовов» (и, как он почувствовал, кого-то ещё) совпадали с его собственными.
— Переписать имена всех под вопросом! — поручил кавторанг каплею.
Чернец несколько часов, пока длился досмотр кают, оставался лежать совсем один там, где лежал, — в опустевшей столовой с наглухо задраенными иллюминаторами. Комиссия навестила его последним. Кавторанг задавал те же вопросы (только что не кричал «встать!»), мичман так же тщательно обшаривал постель и тряпки, которыми был перевязан Андрей. Записали, как и всех, «под вопросом», но с особой отметкой, которая стояла ещё только возле фамилии Бугаева. «Уберите его отсюда!» — под конец распорядился кавторанг — не уточнив, впрочем, куда.