Олигархический транзит

— Возьмите, — первым делом сказал Пухло, с лучезарной улыбкой протягивая ему оброненную когда-то в трюме авторучку. — Во время уборки нашли.

— Да ведь она пригодится вам как вещдок?

— Ничего-ничего, вещдоков у нас хватает, — заверил Ухалин. — Например, фомка, которой проделали ту самую дырочку, помните? Это такой заострённый ломик, чтобы вы знали. Отпечатки там едва ли сохранились, она попала в трюме под химобработку, но если фонарь оставлен вами, то и фомкой, надо думать, орудовали вы.

— Надо думать. Только вы сами-то не запутаетесь во всём этом? Я, конечно, пособник пиратов, а судно ничего, кроме дров, не везло, но мне всё-таки придётся показывать, в чём я им пособлял, так? Придётся собственноручно написать: проделал фомкой дыру в одном из ящиков. А что было в тех ящиках? И куда они делись? Справитесь ли?..

— Вас ни в чём не обвиняют, — поспешил успокоить Пухло. — Скоро увидите близких. Дома-то кто ждёт?

— Равиль Ахметович смотрит на вещи чересчур оптимистично, — ядовито обронил Ухалин.

— Но, Максим Валерьянович, пока у нас к старшему помощнику в основном претензии морального свойства, — возразил Пухло. — Надеюсь, других и не будет. Он человек разумный и ответственный, всё в его руках.

Эта мимолётная стычка не выглядела преднамеренной, в ней ощущалось раздражение с обеих сторон. Ведомства, как понял Акимов, ещё соперничали, ещё не договорились между собой, кому взять его душу. Таинственная сень «имени Лихоноса» ещё сулила ему спасение — разумеется, не задаром.

— Мне надо покаяться, как перед судом инквизиции? — спросил Акимов.

— Вы напрасно паясничаете, — сказал Ухалин. — Вот какую оценку даёт вам второй помощник Грибач: «Низкий профессиональный уровень… Тщеславен… Груб, нетерпим с коллегами… К подчинённым проявляет жестокость, граничащую с садизмом». И ещё: «Склонял практиканта Бугаева к гомосексуальным контактам». Буфетчица Портянкина показывает: «Накануне исчезновения матроса Бугаева М. старший помощник Акимов В.А. долго с ним беседовал. Не знаю, о чём, но часто произносил слова «смерть» и «умирать». Я эти слова не люблю, поэтому запомнила». А вот моторист Симкин: «Матрос Чернец из-за старшего помощника капитана получил ранения, не совместимые с жизнью. Акимов приказал ему бежать на верхний мостик и сигналить оттуда кораблю. Акимов сам вызвал его наверх, обманув пиратов, а после заставил с ними драться». Знаете, чем это пахнет? В первом случае доведением до самоубийства. Во втором — превышением служебных полномочий, повлекшим за собой смерть подчинённого. Статьи серьёзные. Есть также показания матроса Жабина… Читать?

— Не обязательно. Жабин меня недолюбливает, я знаю. Но я вот слышу от вас: Бугаев, матрос Бугаев… Значит, был на судне такой? Как говорится, что написано пером…

— Эти показания устарели. Если мы сейчас договоримся — можете считать, что их нет, — сказал Пухло.

— У вас уже заготовлены новые? В которых все признали, что на судне не было не только ящиков, но и матроса Бугаева? А может, заодно и Чернеца, которого вы убили?

— За клевету придётся ответить, это ещё одна статья, — пообещал Ухалин.

— Что ж, давайте судиться. Взгромоздим на одну чашу весов мою клевету, на другую — вашу правду. А что, если завтра вся команда от своих новых показаний отречётся? Ну, даже не вся, пускай часть. Совесть в людях заговорит. Представляете, какой трезвон по миру пойдёт?

— Не пойдёт. У ваших коллег есть мозги, они понимают, от какой участи мы всех вас избавляем. Мы и сейчас можем уйти, пожалуйста! Кстати, по прогнозам приближается тропический циклон.

— Вы боитесь шторма?

— У нас-то будет возможность его избежать. А вот вы… Насколько мне известно, здесь почти не осталось топлива. И не работают навигационные приборы. Вам едва ли разрешат укрыться в каком-нибудь порту: вы все без единого документа, люди ниоткуда. Спасать таких в море — значит, иметь большие проблемы с миграционными властями, на это не пойдёт ни один капитан. Так что риск очень, очень велик. А шансов мало.

— Люди ниоткуда? Хорошо сказано. Фактически давно, теперь наконец-то формально… Ладно, команду вы запугаете. Меня, допустим, тоже. Но у Бугаева есть близкие, где-то живёт его мать. Он с ней наверняка созванивался перед отходом судна. Что вы ей скажете? А судовладелец? Ведь у него есть копия судовой роли. С капитаном порта, у которого копия тоже осталась, вы как-нибудь разберётесь, но судовладелец-то в Хельсинки!

— Хотите поговорить? — услужливо предложил Пухло.

— С кем?

— С Хельсинки! С компанией. Прямо сейчас.

У них была спутниковая связь. Акимов не успел опомниться, как ему сунули трубку:

— Говорите!

— Владимир Алексеевич, Володя, ну как ты? — раздался в трубке громкий голос Лихоноса. — Как все ваши, держатся? Держитесь, скоро домой! Мы соображаем насчёт сменного экипажа.

— Да всё ничего, Тимофей, — сказал Акимов. — Правда, нас тут обещают потопить.