Олимпиец

Так или иначе, едва я приехал, сразу почувствовал — что–то неладно. Она открыла дверь, у меня было полно новостей, обычно она бывала возбуждена не меньше меня. На этот раз её не включили в команду, в Москву поехала одна шотландка. Как только я увидел Джил, поцеловал её и сказал: «Всё в порядке — 3.38,6! Я выиграл!» Она ответила: «Чудесно, я рада» — и улыбнулась, но какой–то усталой улыбкой, будто говорила заученные слова.

Было около десяти вечера. Она приготовила сэндвичи, вскипятила чайник. На кухне я сказал: «Ну, в Перт ты поедешь обязательно, уж Англия без тебя не обойдётся» — на Игры Содружества посылали отдельные команды Англия, Шотландия, Северная Ирландия и Уэльс.

«В Перт я не поеду». Я поначалу не врубился. «Не будь дурочкой. Конечно поедешь. В сборную тебя включат, тут и думать нечего. К тому времени тебя, скорее всего, вернут и в команду Великобритании. Та шотландка бежала хуже некуда».

Она сказала: «Дело не в том, включат меня или нет. Я сама не смогу. Я беременна».

Меня словно молотком ударили. Голова закружилась. Потом я с трудом выдавил из себя: «Что значит — ты беременна?» Она ответила: «Я сомневалась. Пошла к врачу. Результаты узнала в пятницу».

Первой моей реакцией было: «Что будем делать?» Она холодно ответила: «Что ты имеешь в виду?» Я воскликнул: «Но мы не можем сейчас его заводить!» Она промолчала, и я понял, что решение принято. Она со мной не согласна. Она хочет ребёнка.

Я спросил: «Ты его хочешь?» Она ответила, не поднимая глаз от стола: «Да, хочу». Я возразил: «Но мы же договорились. Всё наметили». Она сказала: «Что поделаешь, я не виновата». А я в ответ: «Конечно, но раз это случилось, можно что–то сделать».

«Я ничего не хочу делать». Тут, я сорвался и закричал: «Господи! Именно сейчас! Как будто у меня не полон рот забот перед Токио!» Она сказала: «Тебе незачем беспокоиться. У тебя лишних забот не появится. Я могу запросто уехать домой». Я продолжал: «Очень хорошо! Прекрасно! Ты уедешь домой, а что будет со мной? И откуда возьмутся деньги, тем более если ты уйдёшь с работы? Тогда мне тоже здесь делать нечего».

Она сказала: «Как хочешь», — потом встала и вышла. Я не пошёл за ней наверх, всё сидел, пока не решил, что она уже заснула. Всё думал: «Вот влипли!» — и злился на Джил. Но что делать? Одно было ясно: она своё решение не переменит, на это можно не надеяться. Когда она что–нибудь возьмёт в голову, её не собьёшь. Она даже не станет спорить, только замолкнет, и чем больше на неё напирать, тем крепче она будет стоять на своём.

Я и впрямь подумал: не бросить ли её — так был выведен из себя. Уехать в Нюрнберг и остаться там. Курт сказал, что я могу приехать в любое время и на сколько мне нужно: «Здесь тоже твой дом». А она пусть делает что ей заблагорассудится, может даже подать на меня в суд. Потом я подумал: как прекрасно всё было до сих пор, и почему это должно было случиться, уж больно несправедливо! Затем сделал нечто вовсе мне не свойственное — достал из буфета бутылку виски и тяпнул три рюмки кряду.

Когда я поднялся наверх, свет был выключен, но она не спала. Я чувствовал, что она лежит и смотрит в темноту. Но заговаривать с ней не стал, будто бы решил, что она спит. Мне впервые захотелось иметь собственную спальню, чтобы не спать рядом с ней, — вот до чего дошло.

На следующее утро я проснулся, когда она уже ушла в школу. Обычно, если я поздно просыпался, она оставляла мне завтрак на плите, но на сей раз там ничего не было. Я подумал: что ж, так тому и быть, позвонил по телефону Курту и сказал: «Сегодня я приеду». Он спросил: «Надолго?» Я ответил: «Не знаю, поглядим».

Я упаковал чемодан и после обеда уехал. Ей оставил записку, что решил слетать в Нюрнберг, оттуда позвоню. Я должен был уехать — от неё и всего остального.

«Англия не пошлёт супружескую пару бегунов на Игры Содружества в Перт, Западная Австралия.

Красивая, двадцатичетырёхлетняя спринтер Джил Лоу, жена мирового рекордсмена Айка, сказала, что не может войти в сборную. Она ждёт ребёнка.

Айк сейчас живёт в окрестностях Нюрнберга, где тренируется в Спортивном институте под руководством знаменитого тренера профессора Курта Гиземана. Джил заметила: «Я не стану ему поперёк дороги. Знаю, что он мечтает о золотой медали».

Несколько недель назад, когда я пошёл в «Кристал–палас», я увидел, что Джил тренируется в одиночестве.

— Где Айк?

— В Нюрнберге.

Вот и всё. И побежала дальше. Я догнал её, чтобы расспросить.

— Надолго?

— Не знаю.

И снова побежала, на сей раз к раздевалке:

— Мне надо уходить.

И больше уже там не появлялась.

Пару раз я ей звонил, но всегда слышал в ответ: «Не знаю. Не имею представления. Не могу сказать».