Олимпиец

Я тоже прекратил тренировки с Сэмом. Это просто невыносимо — то приступ меланхолии, то приступ паранойи. У него и раньше бывали чёрные дни, когда он обижался на то, что его избегают, обманывают, не ценят, замышляют против него что–то дурное, но такие дни возникали спорадически. Сейчас они стали почти постоянными, а прежние дни веселья, клоунад и пародий не повторялись. Единственное, что могло бы помочь, — возвращение Айка как блудного сына с просьбой простить его и снова принять к себе, но на это нет надежды. Особенно сейчас, когда он вернул себе мировой рекорд и выигрывает на всех соревнованиях.

Наверное, из–за этого Сэму особенно тяжело, да ещё в печати Айк то и дело хвалит Гиземана. Сэм противопоставлял ему собственные интервью, ругая Гиземана и осуждая Айка.

Нет нужды говорить, что Сэм всё предвидел; он ведь втолковывал Айку, что его ждёт подъём, нужно только пережить трудный, инкубационный период, и сейчас его слова оправдались — только заслуга приписывается другому…

Конечно, Сэм мог бы подготовить бегуна, способного превзойти Айка или, по крайней мере, добиться блестящих успехов на другой дистанции. Но где найти такого? Сэм знает, что его окружает атмосфера сомнений. Люди говорят: ему просто повезло, что он нашёл Айка, который теперь прекрасно обходится без него. Уверен, подсознательно Сэм боялся этого и потому так стремился сохранить Айка до конца его карьеры. Я уже говорил: пока Сэм его тренировал, никто не усомнился, что Айк — его детище. Но сейчас Айка тренирует Гиземан, и другой пожинает то, что Сэм посеял.

Гиземан вёл себя умно, значительно умнее Сэма: не подчёркивал своих заслуг, а говорил, что Айк — бегун от бога, но в то же время изредка намекал, что Айк нуждался в тщательно рассчитанной тренировке, что бегуну следует давать почувствовать — он сам себе хозяин.

Но такой ли уж хозяин? Я стал иногда тренироваться с Айком и Джил в «Кристал–паласе». И когда Гиземан прибыл на матч Великобритания — США в Уайт — Сити, я постарался туда попасть. Я понял, почему Айк перешёл к нему от Сэма. По контрасту с Сэмом он был спокойным, сдержанным, почти отстранённым, причём с очень точным научным подходом, не выпускал из руки секундомера. Но почему–то он напоминал мне дрессировщика, который всего добивается мягкостью. Я предпочитаю Сэма. При всём его чудовищном эгоизме, показухе и криках, погоне за рекламой и непримиримости он человечен, даже сверх меры человечен. Он командовал Айком и подавлял его, но поступал как отец с сыном, а не как дрессировщик с тигром или изобретатель с машиной.

Именно так Гиземан говорит об Айке — с большим восхищением, глубочайшей серьёзностью, но так, будто речь идёт о машине или великолепном животном. «Объём его легких исключителен. Необычен также ритм его сердца — он намного медленнее нормального. Способность к восстановлению сил у него выдающаяся, и эти показатели улучшаются». Курт всё воспринимает по–деловому. Улыбки на лице почти никогда нет. На шутки не реагирует, как не реагирует машина, случайно задавившая собаку.

Круг по дорожке и лежать, круг по дорожке и лежать, истощённым, тяжело дыша, как человек, вытащенный из моря. Тогда Гиземан наклоняется, кладёт руку на сердце Айка, в другой — неизменный секундомер, хмурится и беспокоится — выдержит ли машина? Не умрёт ли тигр? Наконец кивает головой. Айк встаёт и бежит новый круг, иногда вместе с Джил. Вот это преданность.

Когда Джил тренировалась вместе с Айком, она пробегала несколько кругов, иногда через круг, очень серьёзная, с лицом девственницы–весталки, участвующей в религиозном ритуале, которым вершит уже новый жрец.

Как–то я спросил её: «Тебе он нравится?» Она ответила: «Кто, Курт?» — и посмотрела на меня обезоруживающим детским взглядом, который покоряет своей невинностью или рассчитан на то, чтобы покорить. Может, мой вопрос показался ей недобрым, может, она законно защищалась от провокационных вопросов? «Да. Он мне нравится», — коротко сказала она, и разговор был окончен.

Если он ей не нравится, Курту не позавидуешь; то, что она сделала однажды, она может сделать снова, но на сей раз с позиции силы. Думаю, она не будет вмешиваться, пока будет считать, что занятия с Куртом Айку не пользу, что ему нужен именно такой тренер.

Айк же снова обрёл желание бегать, это бросается в глаза. На дорожке «Кристал–паласа» он походил на гончую, ожидающую команды идти по следу, охотится, доказать свою силу. А на соревнованиях он выглядит непобедимым, излучает уверенность в себе настолько, что даже если кто–нибудь его обходит — так было в матче с американцами, когда Драйвер ненадолго его обогнал, — чувствуется, что он не против, поскольку забег становится более интересным и создаётся впечатление, что ему бросают вызов. Под конец он запросто оторвался от Драйвера, как и от Кёртиса, другого американца, не говоря уже о Джордже Коллинсе — втором британце.