Олимпийские игры в политике, повседневной жизни и культуре. От античности до современности

Поборники «нравов предков» критически относились к увлечению сограждан греческим атлетизмом (Mart. VII.32.5–15; XIV.49; Plin. Ep. IV.22.1–7; Plin. NH. XV.19; XXIX.26–27; Luc. VII.270–272), поскольку он являлся одним из компонентов того самого процесса эллинизации, который, по мнению таких традиционалистов, как Тацит или Плиний Младший, крайне пагубно отражался на римской «национальной» идентичности (Mann 2002; Mammel 2014: 607–608). Как писал Плутарх, «римляне вообще с подозрением смотрели на обычай натираться маслом и главную причину изнеженности и порабощения эллинов видели в занятиях гимнастикой и упражнениях в палестре. Эти занятия, по их мнению, дают гражданам досуг, праздность, порождают привычку к безделию и любовь к мальчикам; кроме того, сон, прогулки, мерное движение и строгое питание вредны для здоровья юношей, которые на этом постепенно и незаметно утрачивают навыки воина и предпочитают славе воина и конника славу искусного и ловкого борца» (Plut. Mor. 274d. Пер. Н. В. Брагинской). В связи с учреждением Нероний, по словам Тацита, противники поощряемой Нероном эллинизации глухо роптали, высказывая опасения, что римская молодежь, «усвоив чужие обычаи, проводя время в гимнасиях, праздности и грязных любовных утехах», изнежится и утратит «нравственные устои» (Tac. Ann. XIV.20. Здесь и далее цит. в пер. А. С. Бобовича). Говоря о римской знати (nobilitas), Тацит риторически вопрошает: «Что же ей еще остается, как не обнажиться и, вооружившись цестами, заняться кулачными боями вместо того, чтобы служить в войске и совершенствоваться в военном деле?» (loc. cit.). С Тацитом солидарен Плиний Младший, которого возмущает ситуация, когда «упражнение с оружием из серьезного занятия превратилось в зрелище, из труда – в удовольствие, после того как упражнениями нашими стали руководить не какие-либо ветераны, украшенные венком с башнями или какой-нибудь гражданской наградой, а какие-то инструктора из презренных греков» (Plin. Paneg. 13.5. Пер. В. С. Соколова). Кроме того, в одном из своих писем Плиний недвусмысленно осуждает практику проведения «греческих агонов», полагая, что они оказывают негативное воздействие на общественные нравы (Plin. Ep. IV.22.7)[101]. И так думал не он один (ibid. 2–7).

Несмотря на резкую критику, время от времени звучавшую из уст суровых блюстителей «отеческой старины»[102], греческая атлетика постепенно завоевывала симпатии римлян (как мужчин, так и женщин. См., напр.: Mart. VII.32.5–10; 67.4–8) и включалась в программу различных торжеств не только на италийской почве, но и в западных провинциях империи. На рубеже новой эры атлетические состязания стали частью римской жизни, отнюдь не потеряв при этом своей связи с греческой культурой, а к IV в. распространились по всему римскому Средиземноморью (Newby 2005: 86). Означенный культурный феномен находился в контексте многовекового процесса «эллинизации» римской культуры. Параллельно со все возраставшей популярностью греческой атлетики в Риме[103] в эпоху Империи набирало темпы строительство роскошных банных комплексов – терм (thermae), в которых не только мылись, но и занимались атлетикой: рядом с банями обязательно строились гимнасии и палестры[104]. Оживление, царившее в палестре при бане, ярко живописует Сенека в одном из своих писем к Луцилию (Sen. Ep. LVI. 1).

По популярности с атлетическими состязаниями в Риме с давних пор соперничали circenses – конные ристания[105], проводившиеся в Большом цирке, рассчитанном на 150 тыс. зрителей[106]. Принято считать, что римские circenses имели греческие, этрусские и латинские корни (Kyle 2015: 248). Сам цирк, который греческие авторы называют «ипподромом» (Dionys. RA. III.68.1–2; Dio Cass. LV.2.2), изначально имел самое непосредственное отношение к политической жизни, являясь также местом проведения народных собраний и сходок. Так, Ливий сообщает, что объявлению герниками войны Риму в 306 г. до н. э. предшествовало совещание представителей всех племен, состоявшееся в т. н. «Морском» цирке в Анагнии (Liv. IX.42.11). В другом месте у него же читаем о событиях времен Ганнибаловой войны: «При огромном стечении плебеев и всех сословий во Фламиниевом цирке обсуждался вопрос о командовании Марцелла» (Liv. XXVII.21.1. Пер. М. Е. Сергеенко). Благодаря Цицерону мы знаем, что в период Поздней Республики сооруженный около 220 г. до н. э. Фламиниев цирк в Риме был местом сходок, созывавшихся плебейскими трибунами (Cic. Sest. 33; Att. I.14.1). Здесь по случаю победы над понтийским царем Митридатом VI Евпатором праздновал триумф Луций Лициний Лукулл, который, по словам Плутарха, «украсил Фламиниев цирк великим множеством вражеского оружия и военными машинами царя, и уже одно это зрелище было на редкость внушительным» (Plut. Lucull. 37. Пер. С. С. Аверинцева). Наконец, на арене Фламиниева цирка во время похорон Друза Старшего Август при огромном стечении народа произнес элогий в честь покойного (Dio Cass. LV.2.2).