Нам кажется заслуживающей внимания гипотеза Л. Робера о влиянии свежих впечатлений от проведения Пифийских игр, право на проведение которых Карфаген получил предположительно с конца II в. (Robert 1982: 228–276). Тертуллиан в сочинении «Скорпиак», написанном ок. 203–204 гг., сообщает, что жители соседних поселений «до сих пор» (adhuc) продолжали поздравлять Карфаген с получением права устраивать эти игры (Carthaginem <…> donatam Pythico agone) (Tert. Scorp. VI.2–5). Поскольку мученичество Перпетуи и ее товарищей обычно датируется 7 марта 203 г. (казнь произошла на играх в честь дня рождения Геты, младшего сына императора Септимия Севера и Юлии Домны), то они вполне могли присутствовать на них ранее.
Как считает Л. Робер, вручение героине в качестве награды за победу в поединке зеленой ветви с золотыми плодами (ramum viridem in quo erant mala aurea) может указывать именно на Пифийские игры (Robert 1982: 269–272). Например, Лукиан в «Анахарсисе» пишет о том, что победителям именно этих состязаний вручались яблоки со священных деревьев[142]
. Хотя следует заметить, что словом malum могли обозначаться не только яблоки, но и другие плоды (например, гранат, который римляне называли malum punicum). Выбор именно выходца из Египта в качестве противника Перпетуи, по мнению указанного исследователя, тоже может быть обоснован не только соответствующими библейскими негативными ассоциациями (например, Быт 37:29, Исх 1:13), но и большим количеством египтян-спортсменов, выступавших в боксе, борьбе и панкратионе (Robert 1982: 272–273)[143]. На Пифийских играх в Карфагене, вероятно, присутствовало много участников-египтян.Все рассмотренные выше аргументы не являются безусловно убедительными и могут рассматриваться только в качестве косвенных свидетельств, которых, однако, достаточно много, чтобы прийти к заключению о посещении Перпетуей атлетических состязаний и ее определенном интересе к их содержанию. В контексте настоящей статьи важнее то обстоятельство, что в дневнике фиксируются не случайные моменты и эпизоды, но то, что автор счел важным и необходимым для записи и что как-то вписывается в понятный и знакомый порядок вещей. Таким образом, важно не только то, что Перпетуя увидела отражение космического противоборства в поединке двух панкратиастов на арене, но и то, что она подробно и правдоподобно описала процесс борьбы. Следовательно, образ атлетических состязаний не вызывал отторжения и рассматривался как возможная символическая форма для передачи христианского смысла.
Как уже было замечено в начале статьи, «Страсти святых Перпетуи и Фелицитаты» относятся практически к тому же времени, что и сочинение Тертуллиана «О зрелищах», в котором столь сокрушительной критике были подвергнуты и цирковые игры, и сценические представления, и атлетические состязания. Учитывая весьма малую численность христианской общины в Карфагене на рубеже II–III вв., Перпетуя должна была в какой-то степени быть осведомленной о деятельности и взглядах своего прославленного земляка и единоверца. Как мы постарались продемонстрировать в первой части статьи, и сам Тертуллиан на уровне языка и образов сохранил связь с присущей античной культуре агональной традицией. Подробно раскрытое им языческое происхождение и обрамление атлетических состязаний ни в малейшей мере не помешали главной героине «Страстей святых Перпетуи и Фелицитаты» обратиться именно к атлетическим образам подсознательно (при непосредственном восприятии видения) и вполне осознанно (при записи дневника). Это говорит о том, что раннее христианство легко заимствовало привычный образный ряд и античную культурную символику в процессе выработки собственных новых идей и смыслов.
Ранние мученичества. Переводы, комментарии, исследования / Пер., коммент., вступ. ст., прилож. и общ. ред. А. Д. Пантелеева. СПб., 2017.