Олимпионик из Ольвии

Тут же, неподалёку, сбившись в тесную кучку, топтались с обречённым видом десятка два высоких светловолосых мужчин. Вся одежда на них состояла из рваных набедренных повязок. Некоторые и вовсе были голыми. Это были пленники, которых скифы пригнали в Ольвию для продажи в рабство. Пленники молчали и лишь угрюмо озирались по сторонам.

Вокруг пленников деловито похаживали два поджарых грека с торчащими вперёд чёрными бородами. У них под ногами вертелся старый низенький скиф, одетый, несмотря на жару, в кожаные штаны и безрукавку. На его голове красовалась грязная островерхая войлочная шапочка. Греки придирчиво осматривали со всех сторон пленников, щупали их мышцы, животы и даже открывали некоторым рты. Скиф же суетился, заискивающе заглядывал грекам в глаза и каркающим голосом нахваливал свой товар. Тут же сидели на земле несколько скифов помоложе со свисавшими с поясов короткими кривыми мечами. Все они тоже были одеты в кожаные штаны и войлочные шапки.

Пленников продавали по одному, поштучно. Если сделка состоялась, старый скиф тыкал в проданного пленника пальцем, что-то выкрикивал, вскакивали два молодых скифа, хватали несчастного за руки и волокли на корабль. Там его принимали греки, надевали ему на ноги колодки и отправляли в трюм.

Когда торг подходил к концу, один из пленников, едва оказавшись на корабле, неожиданно для всех вскочил на борт и, что-то выкрикнув, бросился в воду. Опешившие греки суетливо забегали по кораблю, подняли крик, но спасать бедолагу не стали. По всему было видно, что никто из греческих моряков не умел плавать. Скифы — тем более.

Тотчас между греками и скифами разгорелся спор. Греки требовали вернуть им уплаченные за утопленника деньги, скифы стояли на том, что пленника они препроводили на корабль целым и невредимым, а всё дальнейшее их не касается. В конце концов, скифам пришлось все же пойти на попятную, а то греки отказывались покупать оставшихся шестерых пленников. После этого торг продолжился дальше.

На третьем корабле слышался стук топоров и молотков да повизгивание пилы. Там обнаружились какие-то неполадки, и команда общими усилиями спешно устраняла их перед выходом в море.

Ещё один корабль, дожидаясь своей очереди стать у причала, покачивался на мелкой зыби несколько поодаль от берега.

По всему порту, будто в потревоженном муравейнике, сновали и копошились люди. Кто-то чинил прохудившуюся за зиму крышу. Кто-то ладил рассохшуюся дверь склада. Одни прибирали и сжигали накопившийся мусор. Другие проверяли и очищали от грязи и пыли тару: пифосы и амфоры. Третьи разбирали сваленные кое-как при выгрузке с корабля амфоры с оливковым маслом и теперь не спеша сортировали их и расставляли аккуратными рядами.

В тот день Фокрит с Тимоном тоже были с утра в порту. Фокрит осмотрел складские помещения и проверил готовность тары к приёму нового урожая. Осмотром остался доволен, — два раба, которые, можно сказать, тут дневали и ночевали, поддерживали на складе идеальный порядок и чистоту.

Несколько раз Фокрит выходил на берег лимана и озабоченно всматривался вдаль, в сторону Понта.

— Дядюшка Фокрит, кого ты там высматриваешь? — полюбопытствовал Тимон.

— Должен бы корабль из Афин прийти. А его всё нет и нет. Как бы чего не стряслось в пути…

В полдень, в который раз побывав на берегу, Фокрит вернулся повеселевшим.

— Слава Аполлону Дельфинию! Наконец он показался! Это «Гелиос». Я издали узнал его по нарисованному на парусе большому золотистому кругу[91]. Интересно бы знать, привёз он то, что я заказывал?

С этой минуты Фокрита ничего не интересовало, кроме приближавшегося судна. Когда «Гелиос» приткнулся к причалу, первым на его борт поднялся Фокрит. На берег он возвратился с рослым, костлявым, сурового вида мужчиной лет пятидесяти, горбоносым и рыжеволосым.

— Это Лемох. Важный афинский купец, — отведя Тимона в сторонку, шепнул ему на ухо Фокрит. — Сегодня он будет у нас гостить и ночевать. Словом, давай-ка, дружище Тимон, возвращайся домой и скажи тётушке Мелиссе, чтобы она приготовила там к вечеру всё, что надо. И можешь оставаться дома! — крикнул вдогонку Фокрит.

К возвращению Фокрита и его гостя Мелисса с рабынями успели приготовить замечательный, по скромным местным меркам, ужин: возбуждающую волчий аппетит острую с перцем чесночную похлёбку, запеченное на огне заячье мясо, нашпигованное всё тем же чесноком, тушёную, и снова же с чесночной приправой, рыбу с бобами, несколько соусов, свежие пшеничные лепёшки. Стояло, конечно, на столе и вино. И даже нескольких сортов, на любой вкус.

Ужинали, как обычно в такое время года, во дворе. Вечер выдался тихим, над головами зажигались, перемигиваясь, звёзды, дневная жара спадала, со стороны лимана потягивало приятной свежестью и прохладой. Потрескивая и рассыпая искры, двор освещали два факела.

— Я вижу, у вас тут, в Ольвии, в семьях полнейшая демократия, — заметил, усмехнувшись, Лемох и взглянул на сидевших за столом Мелиссу и Тимона. — У нас, в Афинах, такое крайне редко увидишь. Если вообще увидишь.