— Слава новому олимпионику! — подняв кверху руку Тимона, зычно выкрикивает Ахилл.
— Слава-а-а! — несётся отовсюду в ответ.
Грудь Тимона распирает от счастья. Кажется, что какая-то неведомая сила отрывает его от земли и возносит вверх к поднебесью.
И вдруг среди этого волнующего действа откуда-то издалека до его слуха доносится знакомый голос:
— Тимон, дружище… Пора вставать!
Кто-то берёт его за плечо и легонько, но настойчиво тормошит. В тот же миг, будто растаяв в воздухе, исчезает Ахилл. За ним исчезают элланодики, бегуны, зрители, стадиум…
— Дядюшка Фокрит! — голосом, полным отчаяния, простонал Тимон. — Такой сон прервал…
— Вставай, малыш! — Фокрит был неумолим. — Нас ждёт работа. А сон ещё не один приснится. И получше этого.
— Такого сна больше никогда не будет, — пробормотал расстроенный Тимон и неохотно сполз с кровати. Однако глаз не открывал: старался получше запомнить увиденное.
— По дороге расскажешь свой сон. А теперь иди умывайся, позавтракаем и в дорогу.
— Вот теперь рассказывай, что там тебе наснилось, — напомнил Фокрит, когда они, провожаемые тётушкой Мелиссой, вышли со двора.
— Не знаю, как и начать… И сумею ли я рассказать это словами… — замялся Тимон. — Это такой сон… такой… Ну, просто удивительный.
И Тимон, то и дело сбиваясь от волнения, рассказал увиденный утром сон.
— Знал бы, что тебе такое снится, ни за что не стал бы будить, — выслушав Тимона, виновато произнёс Фокрит. — Бывает… Не обессудь.
— Да я что… Я ничего… Дядюшка Фокрит, я теперь только и думаю о рассказе Лемоха. Не знаю, хорошо ли это или плохо, но самая сокровенная теперь моя мечта — это попасть на Игры в Олимпию и стать олимпиоником. Я почему-то уверен, что непременно стал бы им. Ты можешь себе представить такое? Ведь Ольвия никогда ещё не имела своих олимпиоников. Я был бы первым…
— Мечта, конечно, заманчивая, — задумчиво протянул Фокрит. — Но ты помнишь, что говорил Софон? А Софон знает, что говорит, — его брат был известным атлетом. Чтобы по-настоящему хорошо бегать, говорил Софон, надо много тренироваться. Тренироваться, разумеется, под руководством знающего человека. А это значит что? Это значит, что нам с тобой придётся всё-таки сходить в гимнасий. Кто, кроме них, сможет тебе помочь? Никто. А вдруг возьмут и примут? Завтра же и сходим…
Гимнасиарх, пожилой величественный старик с венчиком белых пушистых волос вокруг лысой, как шар, головы, встретился Фокриту и Тимону при входе в гимнасий.
— Высокочтимый гимнасиарх! — соблюдая принятые в Ольвии нормы общения с высокопоставленными персонами, начал Фокрит. — Мой раб Тимон — уникальный мальчишка. Он бегает быстрее… даже не знаю, с кем его сравнить. У него редкие способности к бегу. Но я знаю, что для того, чтобы стать настоящим бегуном, а тем более — олимпиоником, этого недостаточно. Нужны регулярные занятия под руководством знающего учителя…
— Так ты, почтенный Фокрит, считаешь, что твой раб должен непременно стать олимпиоником? — в голосе гимнасиарха слышался нескрываемый сарказм. — А знаешь ли ты, уважаемый Фокрит, что Ольвия никогда ещё не имела победителя атлетических Игр в Олимпии? А кроме того, должен поставить тебя в известность, что рабы к участию в Олимпийских играх не допускаются. Так же, как и в гимнасии. Развращение рабов добром обычно не кончается.
Давая понять, что разговор окончен, гимнасиарх величественно кивнул головой и повернулся к двери.
Задетый за живое Фокрит, забыв о правилах общения с высокопоставленными персонами, бросил ему в спину:
— Ничего удивительного, что Ольвия не имела своих олимпиоников! При таких-то гимнасиархах…
Старик сделал вид, что не расслышал слов Фокрита, и, не меняя надменного выражения на лице, скрылся за дверью гимнасия.
— Старый напыщенный индюк! — не мог уняться раздосадованный Фокрит. — Идём, сынок, отсюда!
У выхода из двора гимнасия Фокрита и Тимона догнал мужчина в тонком голубом хитоне — пожилой, худощавый, мускулистый, с красивой проседью в густых и чёрных, как смоль, волосах.
— Бегун? — вместо приветствия ткнул он пальцем в живот Тимона.
— Бегун. А что? — растерянно захлопал глазами мальчишка. — Откуда ты знаешь?