Оливер Лавинг

Па молча провел Чарли вверх по роскошной деревянной лестнице, а затем по коридору с обтянутыми бархатом стенами к двери с табличкой «Номер люкс рейнджера Уоллеса». Внутри Чарли увидел безликий гостиничный номер с небольшими вкраплениями «техасских» элементов: на журнальном столике – бронзовая статуэтка ковбоя верхом на вздыбленном мустанге, над окошечком в ванной – гипсовый бычий череп. Двойные двери вели на террасу, откуда открывался вид на невероятные зеленые холмы поля для гольфа. Вдалеке помахивал клюшкой мужчина в стереотипном беретике с козырьком.

– Но серьезно. – Чарли обернулся. Па стоял в сумраке комнаты, сцепив руки. – Это место…

– Какой-то телемагнат скупил целый город и все это понастроил.

– Телемагнат, которому ты верно служишь.

Па неловко передернул плечами, словно ему мешала дурацкая накрахмаленная рубашка, которую его вынуждали носить.

– Поверь, я искал другую работу. Но, кажется, такое место – все, чего я заслуживаю.

Чарли почувствовал, как сжимаются его легкие. Действительно ли Па не заслуживал большего, или просто разыгрывал покаяние? Однако Чарли понимал: он сам заслуживал именно этой сцены, раз нарушил шестилетнее молчание для того, чтобы занять у отца денег. Он шагнул с террасы в комнату.

– Ты не волнуйся, я не буду истерить. – Чарли очень хотел, чтобы начал истерить отец. – Я приехал, чтобы задать тебе один вопрос.

– Один вопрос, – сказал отец.

– Именно. Про Эктора Эспину.

Па принялся быстро, ошалело мотать головой.

– Он был твоим учеником.

– Что?

– Пожалуйста, не прикидывайся тупым. Я только об одном прошу, чтобы ты ответил мне честно. Я знаю, что он был твоим учеником. Мне миссис Доусон сказала.

– Миссис Доусон? Зачем ты разговаривал с миссис Доусон?

– Почему ты нам не рассказал?

На лбу у Па проступили капельки пота. Даже когда их разделяло несколько шагов, Чарли чувствовал исходящий из пор отца знакомый ядовитый запах никотина и этилового спирта.

– Да что я мог рассказать? – ответил Па. – Я это ничтожество почти не знал. А мог бы убить этого парня собственными руками, прежде чем стало слишком поздно.

– Ага, понятно. Ты ничего не знаешь. Какая неожиданность! Джед Лавинг абсолютно ничего не знает.

Плечи у Па теперь были совсем худосочными, но все же он смог пожать ими в знакомой Чарли манере – словно говоря: «Да что тут поделаешь».

– Он был просто очередной странный парень у меня на уроке. Таких, как он, полно было на моих занятиях, Чарли. За все годы у меня таких ребят было немало.

– Ясно, – ответил Чарли.

Па стало трясти сильнее; Чарли показалось, что, если прислушаться, можно услышать, как гремят его кости, словно зерна в высохшем гранате.

– Давай попробуем начать все заново. – сказал Па. – Давай попробуем поговорить. Я имею в виду, по-настоящему поговорить. Выскажи все, о чем ты думаешь. Не важно что.

Отец всегда был человеком, который вечно кивает. Чарли стал человеком, который мотает головой.

– Я все еще твой отец, – сказал Па.

– Я бы не был так уверен.

Чарли отвернулся, взял статуэтку в виде ковбоя на мустанге и взвесил ее в руке, словно хотел шарахнуть по голове этого незнакомца, который носил испуганное лицо его отца, и тем самым освободить их обоих от этого мучительного разговора.

– Чарли…

– Мой отец тяжело болел и не мог жить с нами. – Эту фразу Чарли говорил множеству чужих людей; из десятков фильмов и книг он усвоил, что эту ложь все ожидали услышать от такого разозленного, покинутого молодого человека, как он. – А потом он умер.

Чарли чувствовал, как в нем с новой силой разгорается праведный гнев, зарождается вопль подросткового монстра, которого он вынашивал все эти безмолвные годы домашнего обучения, все эти годы, что Оливер провел на четвертой койке, все эти годы, за которые отец ни разу не сказал Ма: «Это неправильно, так больше продолжаться не может». Чарли не хотел произносить последовавшие слова, но они вырвались сами.

– Как мог ты докатиться до такого? И ни разу, ни разу не попытаться поговорить со мной? За годы. Годы! Тебе не интересно, где я жил? Что я делал? Тебе не интересно, что происходит с Оливером? Что происходит сейчас?

Па кивнул, почему-то немного оживившись, словно Чарли только что в чем-то признался.

– Конечно, мне было интересно, – ответил он. – Но ты не стал бы со мной говорить.

– Я не стал бы с тобой говорить? Кажется, ты немного перепутал.

– Ладно. Ты прав.

– Я никогда не знал своего отца.

– Ладно.

– Да ё-мое.

И Чарли прошел в ванную, чтобы немного отдышаться в ее стерильной тесноте. Вскоре в дверном проеме возникла призрачная фигура отца.

– Послушай, – произнес Па, и Чарли ждал, по-настоящему ждал продолжения.

Но после нескольких напряженных, безмолвных секунд Чарли опустился на крышку унитаза.

– По крайней мере, мой отец преподал мне один хороший урок, – сказал Чарли. – От нашей семьи надо бежать как можно скорее.

К удивлению Чарли, отец поднял указательный палец, протянул его в ванную и ткнул им себе в грудь.

– Это я все испортил. Я все порчу. Я. Я. Когда-нибудь ты поймешь. Твоя мать сделала все, что в ее силах.

– Ты не имеешь ни малейшего понятия, о чем сейчас говоришь.