Оливер Твист

Съ этими словами еврей спустился немного и поставилъ свѣчу на ступеньку лѣстницы, какъ разъ противъ дверей комнаты. Затѣмъ они вошли въ комнату, гдѣ не было никакой мебели, кромѣ сломаннаго кресла и дивана или кушетки безъ обивки. Незнакомецъ сѣлъ на этотъ диванъ съ видомъ человѣка утомленнаго, а еврей придвинулъ кресло и сѣлъ противъ него. Въ комнатѣ было не совсѣмъ темно; дверь оставалась полуоткрытой и свѣтъ отъ стоявшей на лѣстницѣ свѣчи слабо отражался на противоположной стѣнѣ.

Они разговаривали между собой шепотомъ и хотя изъ всего разговора ихъ можно было разобрать лишь кое-какія несвязныя слова, все же внимательный наблюдатель сразу замѣтилъ бы, что еврей защищается противъ какихъ-то обвиненій незнакомца, и что послѣдній находится въ сильной степени раздраженія. Такъ разговаривали они около четверти часа или болѣе, когда Монксъ — такъ называлъ еврей незнакомца во время разговора съ нимъ, — сказалъ болѣе громкимъ голосомъ, на этотъ разъ:

— Повторяю, весь планъ былъ худо задуманъ. Зачѣмъ вы не оставили его здѣсь съ другими? Зачѣмъ вы сразу не сдѣлали изъ него мелкаго карманнаго воришки?

— Вотъ и извольте съ нимъ разговаривать! — сказалъ еврей, пожимая плечами.

— Не вздумаете ли утверждать, что вы хотѣли это сдѣлать, да не могли? — спросилъ Монксъ. — А съ другими мальчиками вы не справлялись развѣ? Запасись вы терпѣніемъ всего только на одинъ годъ и вы довели бы его до того, что его въ концѣ концовъ отправили бы въ колонію и быть можетъ на всю жизнь.

— Кому принесъ бы пользу такой оборотъ дѣла? — спросилъ еврей, принимая униженный видъ.

— Мнѣ, - отвѣчалъ Монксъ.

— Но не мнѣ, - сказалъ еврей. — Онъ могъ принести пользу мнѣ. Когда двѣ стороны замѣшаны въ одномъ и томъ же дѣлѣ, то благоразумнѣе всего соблюдать интересы обѣихъ. Не такъ ли, мой добрый другъ?

— Что же дѣлать теперь? — спросилъ Монксъ.

— Я сразу увидѣлъ, что его не легко будетъ пріучить къ нашему дѣлу, — отвѣчалъ еврей, — потому что онъ совсѣмъ не походилъ на другихъ мальчиковъ.

— Въ томъ-то и дѣло, что не походилъ, проклятый! — пробормоталъ Монксъ. — Не будь этого, онъ давно уже сдѣлался бы воромъ.

— Я совсѣмъ не зналъ, какъ мнѣ взяться за него, — сказалъ еврей, тревожно всматриваясь въ лицо своего собесѣдника. — Онъ ни чему не поддавался. Я пугалъ его. Мы сначала всегда стараемся запугать. Но все было напрасно. Что могъ я сдѣлать? Посылать его съ Доджеромъ и Чарли? Довольно было съ насъ и одного раза… Всѣ мы тогда здорово перетрусили.

— Я не виноватъ въ этомъ, — сказалъ Монксъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, мой милый, — сказалъ еврей. — Я не въ претензіи на это; не случись этого, вамъ не удалось бы собственными глазами видѣть мальчика и убѣдиться въ томъ, что это тотъ самый, котораго вы искали. Да! Я вернулъ его для васъ съ помощью той дѣвушки, которой пришла фантазія защищать его.

— Задушить надо эту дѣвчонку! — сказалъ Монусх.

— Нѣтъ, это не годится, мой милый, — отвѣчалъ еврей, улыбаясь. — Къ тому же это не входитъ въ кругъ нашей дѣятельности, хотя въ одинъ ихъ этихъ дней я готовъ былъ это сдѣлать. Знаю я хорошо этихъ дѣвушекъ, Монксъ! Какъ только мальчикъ начнетъ красть, такъ она перестанетъ на него обращать вниманіе; онъ будетъ для нея чурбанъ чурбаномъ. Вы хотите, чтобы онъ сдѣлался воромъ? Если онъ живъ, я постараюсь это сдѣлать, если… если… сказалъ еврей, подходя ближе къ Монксу. — Хотя врядъ ли… Одна бѣда не приходитъ… Если онъ умеръ…

— Не моя вина въ этомъ, — перебилъ его Монксъ съ ужасомъ и дрожащими руками схватывая руку еврея. — Запомните это себѣ хорошенько! Я не участвую въ этомъ. Все, кромѣ смерти, я съ самого начала сказалъ это. Я не хочу крови. Это всегда въ концѣ концовъ выплываетъ, и вызываетъ призраки. Если они убьютъ его, я не виноватъ въ этомъ, слышите вы? провались оно, это ваше логово… Что это такое?

— Что? — вскрикнулъ еврей, обнимая обѣими руками Монкса, который въ ужасѣ вскочилъ вдругъ на ноги. — Гдѣ?

— Тамъ! — сказалъ Монксъ, указывая на противоположную стѣну. — Тѣнь! Я видѣлъ ясно тѣнь женщины въ плащѣ и шляпкѣ… Она скользнула вдоль этой стѣны.

Оба поспѣшно вышли изъ комнаты. Свѣча стояла тамъ, гдѣ ее поставили. Они ничего не увидѣли, кромѣ пустой лѣстницы и своихъ блѣдныхъ лицъ. Они прислушивались нѣсколько секундъ, но во всемъ домѣ царило глубокое молчаніе.

— Это вамъ померещилось, — сказалъ еврей. Онъ взялъ свѣчу и повернулся къ своему посѣтителю.

— Клянусь, что я видѣлъ ее ясно! — отвѣчалъ Монксъ, продолжая еще дрожать. Она стояла, склонившись впередъ, когда я ее увидѣлъ, а когда я сказалъ, что вижу ее, она скрылась.

Еврей взглянулъ на блѣдное лицо Монкса и предложилъ ему подняться по лѣстницѣ. Они заглянули во всѣ комнаты; вездѣ было холодно, темно и пусто. Они спустились въ корридоръ и затѣмъ въ подвалы. Низкіе стѣны были покрыты плѣсенью, и вездѣ виднѣлись слѣды улитокъ и слизняковъ, но все кругомъ было тихо, какъ въ могилѣ.

— Что вы такъ трепещете? — сказалъ еврей, когда они вернулись въ корридоръ. — Кромѣ насъ съ вами, здѣсь во всемъ домѣ никого нѣтъ, если не считать Тоби и мальчиковъ… Ихъ бояться нечего. Вотъ посмотрите!