Прошло много дней, въ теченіе которыхъ Оливеръ оставался нечувствительнымъ ко всмъ заботамъ своихъ друзей. Солнце всходило и заходило, снова всходило и заходило и много дней подъ рядъ, а мальчикъ все лежалъ, вытянувшись на постели, во власти всеразрушающей лихорадки. Никогда червь съ такою врностью не источитъ мертваго тла, съ какою медленно пожирающій огонь лихорадки разрушаетъ оболочку живого существа.
Слабый, исхудалый, блдный пришелъ онъ въ себя посл долгаго и тяжелаго сна. Съ трудомъ приподнявшись на постели и поддерживая голову дрожащей рукой, со страхомъ оглянулся онъ кругомъ:
— Что это за комната? Куда меня принесли? — сказалъ онъ. — Я никогда здсь не спалъ.
Слова эти онъ произнесъ слабымъ, едва слышнымъ голосомъ, а между тмъ ихъ услышали. Занавсъ кровати раздвинулся и старая лэди съ добрымъ лицомъ, одтая очень чисто и просто, встала съ кресла у самой кровати, на которомъ она сидла и что то шила.
— Тише, дорогой мой! — нжно оказала старушка. — Ты долженъ лежать покойно, если не хочешь слова заболть. А ты былъ очень боленъ… такъ боленъ, какъ ужъ больне нельзя и быть. Ложись… вотъ такъ, дорогой мой!
И съ этими словами старушка нжно уложила голову мальчика на подушку, поправила ему волоса, чтобы они не падали на лобъ и такъ ласково, съ такой любовью заглянула ему въ лицо, что онъ не могъ удержаться и, взявъ ея руку, своей маленькой исхудалой рукой, обвилъ ее вокругъ шеи.
— Спаси насъ Господи! — сказала старушка со слезами на глазахъ. — Какое благородное дитя! Ахъ, ты милый крошка! Что бы чувствовала его мать, если бы сидла у его кровати, какъ я все это время сидла!
— Она можетъ быть видла меня, — прошепталъ Оливеръ, складывая руки. — Она, можетъ быть, сидла подл меня. Я чувствовалъ, что она сидла.
— Это ты бредилъ въ лихорадк, милый мальчикъ! — сказала старушка.
— Можетъ быть, — отвчалъ Оливеръ. — Небо очень далеко отсюда; вс они тамъ очень счастливы и не захотятъ спуститься внизъ, чтобы посидть у кровати бднаго мальчика. Знай она, что я боленъ, она пожалла бы меня; она тоже передъ смертью была очень больна. Впрочемъ, она ничего не знаетъ обо мн, - прибавилъ Оливеръ посл минутнаго молчанія. — Если бы она видла, какъ меня колотили, она очень бы горевала, а между тмъ лицо у нея было всегда такое веселое и счастливое, когда я видлъ ее во сн.
Старушка ничего не отвчала на это; она вытерла сначала глаза, затмъ очки и принесла Оливеру прохладительное питье. Погладивъ его нжно по щек, она сказала ему, чтобы онъ лежалъ покойно, если не хочетъ заболть снова.
Оливеръ старался лежать покойно частью потому, что ему хотлось исполнять все, что ему говорила старушка, а частью потому, что разговоръ утомилъ его. Вскор онъ уснулъ и снова проснулся отъ свчи, которую держали у его кровати. При свт ея онъ увидлъ какого то джентльмена, который держалъ въ одной рук большіе, громко тикающіе часы, а другою пробовалъ его пульсъ и говорилъ, что ему гораздо лучше.
— Правда, голубчикъ, теб гораздо лучше? — спросилъ онъ.
— Да, сэръ, благодарю васъ, — отвчалъ Оливеръ.
— Да, я знаю, что лучше, — сказалъ джентльменъ. — Ты голоденъ, не правда-ли?
— Нтъ, сэръ! — отвчалъ Оливеръ.
— Гм! — сказалъ джентльменъ. — Нтъ? Я зналъ, что нтъ. Онъ не голоденъ, мистриссъ Бедуинъ! — продолжалъ джентльменъ съ необыкновенно глубокомысленнымъ видомъ.
Старая леди почтительно склонила голову, какъ бы желая этимъ показать, что она всегда смотрла на доктора, какъ на очень умнаго человка. Повидимому и самъ докторъ былъ такого же мннія о себ.
— Ты хочешь спать, голубчикъ? — спросилъ онъ.
— Нтъ, сэръ!
— Нтъ! — сказалъ докторъ съ довольнымъ и увреннымъ въ себ видомъ. — Не хочешь спать. А пить? Хочешь?
— Да, сэръ, очень хочу.
— Такъ я и зналъ, мистриссъ Бедуинъ, — сказалъ докторъ. — Очень естественно, что ему хочется пить. Дайте ему немного чаю, ма'амъ, и кусочекъ сухого хлба безъ масла. Не держите его слишкомъ тепло, ма'амъ! Обращайте также вниманіе и на то, чтобы ему не было слишкомъ холодно. Будете такъ добры?
Старая леди отвтила ему почтительнымъ поклономъ. Докторъ попробовалъ холодное питье, одобрилъ его и поспшно вышелъ изъ комнаты; сапоги его скрипли крайне внушительно, когда онъ спускался съ лстницы.
Оливеръ уснулъ вскор посл его ухода и когда проснулся, было уже около двнадцати часовъ. Старая леди ласково пожелала ему спокойной ночи и передала его на попеченіе только что вошедшей толстой старушк, которая принесла мшечекъ съ молитвенникомъ и большой ночной чепецъ. Послдній она надла на голову, а первый положила на столъ и, объявивъ Оливеру, что она пришла дежурить подл него ночью, придвинула кресло къ самому камину и тотчасъ же погрузилась въ сонъ, прерываемый кивками головы впередъ, легкими всхрапываніями и мычаньемъ. Но это, повидимому нисколько не мшало ей и она, потеревъ свой носъ, снова засыпала.