Оливер Твист

Томительно тянулась эта ночь. Оливеръ лежалъ съ открытыми глазами, считая на потолк маленькіе свтлые кружочки, отражаемые горвшимъ ночникомъ, или слдя усталыми глазами за изгибами линій на рисунк обоевъ. Было что то торжественное въ полумрак и тишин комнаты и торжественность эта навела мальчика на мысль, что здсь носилось вяніе смерти, что она царила здсь въ теченіи многихъ дней и ночей, что быть можетъ страшный, наводящій ужасъ на душу призракъ ея витаетъ еще здсь въ сумрак ночи. Мальчикъ повернулся лицомъ на подушку и сталъ съ жаромъ молиться Богу.

Мало по малу онъ заснулъ глубокимъ сномъ, цлителемъ всхъ страданій, тихимъ и мирнымъ сномъ, при вид котораго бываетъ жаль разбудить спящаго. Кто, будь это даже непробудный сонъ смерти, пожелалъ бы вернуться изъ него къ тревогамъ и волненіямъ жизни, къ заботамъ настоящаго, къ страху о будущемъ и, что хуже всего, къ сожалніямъ о прошедшемъ?

Былъ уже совсмъ день, когда Оливеръ открылъ глаза; онъ чувствовалъ себя такимъ веселымъ и счастливымъ. Опасный кризисъ миновалъ, и онъ снова былъ возвращенъ къ жизни.

Дня черезъ три онъ сидлъ уже въ кресл, окруженный подушками, но былъ еще такъ слабъ, что не могъ ходить, а потому мистриссъ Бедуинъ на рукахъ снесла его внизъ въ свою комнату, которую она занимала, какъ экономка. Усадивъ Оливера въ кресло у камина, добрая старушка сла подл него и растроганная тмъ, что ему лучше, заплакала.

— Не обращай на меня вниманія, мой голубчикъ! — сказала старушка. — Это хорошія слезы. Вотъ видишь, все уже прошло и я снова хорошо себя чувствую.

— Вы очень, очень добры ко мн ма'амъ, — сказалъ Оливеръ.

— Что за пустяки, мой голубчикъ! — сказала старая леди;- твой бульонъ до сихъ поръ еще не поданъ, а теб пора кушать. Докторъ разршилъ мистеру Броунлоу навстить тебя сегодня утромъ и мы должны хорошо выглядть; чмъ лучше будетъ у насъ видъ, тмъ это пріятне ему будетъ.

И старая леди тотчасъ же засуетилась и, взявъ небольшую кострюлечку, въ какой готовятъ обыкновенно соусъ, налила туда бульону и поставила грть его. Бульонъ оказался очень крпкимъ и Оливеръ подумалъ, что разбавь его такимъ количествомъ воды, котораго хватило бы на триста пятьдесятъ нищихъ, то и тогда еще былъ бы онъ достаточно крпкимъ.

— Ты, вроятно, очень любишь картины? — спросила старая леди, замтивъ, что Оливеръ не спускаетъ глазъ съ портрета, висвшаго на стн какъ разъ напротивъ его стула.

— Не знаю, какъ сказать, ма'амъ, — отвчалъ Оливеръ, продолжая смотрть на портретъ, — я почти не видлъ картинъ. Какое красивое лицо у этой леди!

— Ахъ! — сказала старая леди, — живописцы часто рисуютъ молодыхъ леди гораздо красиве, чмъ он есть на самомъ дл; не длай они этого, дитя, у нихъ было бы мало работы. Выдумай человкъ такую машину, которая давала бы врный снимокъ, онъ никогда не имлъ бы успха; это было бы слишкомъ добросовстно. Слишкомъ! — сказала старая леди и расхохоталась отъ всей души, довольная своей остротой.

— А здсь… врный снимокъ, ма'амъ? — спросилъ Оливеръ.

— Да, — отвчала старая леди, пробуя, разогрлся ли бульонъ. — Это портретъ.

— Чей, ма'амъ? — спросилъ Оливеръ.

— Почему же я знаю, голубчикъ! — отвчала старая леди. — Надюсь, онъ не похожъ ни на кого изъ твоихъ знакомыхъ? Онъ дйствуетъ на твое воображеніе, мой милый.

— Онъ такой красивый, — отвчалъ Оливеръ.

— Что съ тобой? Неужели онъ пугаетъ тебя? — сказала старая леди, замчая къ удивленію своему, что мальчикъ съ какимъ то испугомъ смотритъ на портретъ.

— О, нтъ, нтъ! — поспшно отвчалъ Оливеръ;- но у нея такіе печальные глаза и они все время пристально смотрятъ туда, гд я сижу. У меня такъ сильно бьется сердце! — продолжалъ Оливеръ едва слышнымъ голосомъ. — Она точно живая, точно хочетъ говорить со мной, но не можетъ.

— Спаси насъ Господи! — воскликнула старая леди; — не говори такъ, дитя мое! Ты боленъ и у тебя поэтому разстроены нервы. Дай, я передвину твое кресло на другое мсто, чтобы ты не видлъ портрета. Вотъ, — продолжала старая леди, приведя въ исполненіе свои слова, — теперь ты не будешь его видть.

Портретъ, однако, ясно стоялъ передъ глазами Оливера, несмотря на то, что его передвинули, но онъ не хотлъ огорчать больше добрую старую лэди и весело улыбнулся ей, когда она взглянула на него. Мистриссъ Бедуинъ, довольная тмъ, что онъ успокоился, посолила бульонъ, положила туда нсколько сухариковъ и подала ему съ важнымъ и торжественнымъ видомъ. Оливеръ скоро покончилъ съ нимъ. Не усплъ въ проглотить послдней ложки, кто-то тихо постучался въ дверь.

— Войдите, — сказала старая леди и въ комнату вошелъ мистеръ Броунлоу.