Съ этого дня Оливера никогда не оставляли одного; онъ постоянно находился въ обществ двухъ мальчиковъ, которые каждый день играли въ старую игру съ евреемъ, для собственнаго ли ихъ обученія или для Оливера, это было лучше извстно еврею. По временамъ еврей разсказывалъ о грабежахъ, совершенныхъ имъ въ юные дни, приправляя ихъ такими смшными и любопытными подробностями, что Оливеръ, слушая ихъ, смялся отъ всего сердца и какъ будто бы интересовался ими, не смотря на вс свои хорошія качества.
Такъ постепенно обвивалъ еврей Оливера своими стями. Подготовивъ настроеніе его одиночествомъ и мракомъ, онъ заставилъ его желать общества себ подобныхъ, предпочитая его мрачнымъ мыслямъ, одолвавшимъ его въ этомъ ужасномъ мст, и медленно, по капл вливалъ ядъ въ его душу, надясь, что ему удастся навсегда лишить ее чистоты и наполнить безпрерывнымъ мракомъ.
XIX. Обсуждается замчательный планъ и постановляется ршеніе непремнно привести его въ исполненіе
Была холодная, сырая, втреная ночь, когда еврей, завернувъ плотне въ срый плащъ свое дрожащее отъ холода тло и поднявъ воротникъ до самыхъ ушей, чтобы скрыть нижнюю часть лица, вышелъ изъ своего логова. Онъ остановился у двери, которую за нимъ заперли на ключъ и на цпь, и прислушивался до тхъ поръ, пока стихли шаги, а затмъ двинулся по улиц со всего поспшностью, на какую былъ способенъ.
Домъ, куда привели Оливера, находился по сосдству съ Уайтчепелемъ. Еврей постоялъ съ минуту на углу улицы и, оглянувшись подозрительно кругомъ, перешелъ улицу и повернулъ по направленію къ Спитальфильдсу.
Грязь лежала густымъ слоемъ на камняхъ и мрачный туманъ вислъ надъ улицами; дождь моросилъ не переставая и все кругомъ было холодно и липло къ рукамъ. Ночь эта, какъ бы нарочно была создана для такихъ существъ, какимъ былъ еврей.
Отвратительный старикъ скользилъ украдкой вдоль стнъ и воротъ, напоминая собой омерзительную гадину, порожденіе грязи и мрака, среди которыхъ она двигается и живетъ, выползая лишь ночью на поиски какой нибудь падали.
Онъ прошелъ нсколько узкихъ и извилистыхъ улицъ, пока же дошелъ до Бетнель-Грина; отсюда онъ круто повернулъ влво и скоро очутился въ чрезвычайно тсно и густо населенномъ квартал Лондона, который изобилуетъ нищенскими и грязными улицами.
Еврей повидимому былъ очень близко знакомъ съ этою мстностью, чтобы пугаться темноты ночной и разныхъ препятствій на пути. Онъ прошелъ нсколько переулковъ и улицъ и наконецъ повернулъ въ ту изъ нихъ, которая была освщена однимъ единственнымъ фонаремъ и то на самомъ конц. Подойдя къ дверямъ одного дома, онъ постучалъ и затмъ, обмнявшись нсколькими словами съ лицомъ, отворившимъ ему дверь, поднялся по лстниц. Послышалось ворчаніе собаки, когда онъ дотронулся до ручки двери, и чей то голосъ спросилъ, кто тамъ.
— Только я одинъ, Билль, только я одинъ, мой другъ, — сказалъ еврей.
— Тащи сюда свое тло, — сказалъ Сайксъ. — Смирно, глупое ты животное! Не знаешь ты разв, какой чортъ ходитъ въ сромъ плащ?
Надо полагать, что собака была обманута наружнымъ видомъ плаща еврея; когда онъ снялъ его и бросилъ на спинку стула, она тотчасъ же удалилась въ свой уголъ, откуда только что вышла.
— Ну? — сказалъ Сайксъ.
— Ну, мой милый, — отвчалъ еврей. — А, Нанси!
Въ этомъ восклицаніи слышалось нкоторое сомнніе относительно того, какого ему слдуетъ ждать пріема, такъ какъ мистеръ Феджинъ ни разу еще не видлся съ молодой двушкой съ того самаго дня, когда она вступилась за Оливера. Сомнніе его на этотъ счетъ скоро разсялись при вид поведенія молодой леди. Нанси сняла ноги съ ршетки, отодвинула свой стулъ и просила Феджина придвинуться къ огню, не упоминая о томъ, что было.
— Да, Нанси, милая, холодно, — сказалъ еврей, гря свои костлявыя руки у огня. — Насквозь пронизываетъ, — продолжалъ онъ, притрогиваясь къ своему боку.
— Только сверломъ и пронижешь твое тло, чтобы добраться до твоего сердца, — сказалъ Сайксъ. — Дай ему, Нанси, чего нибудь выпить. Да поскоре, чортъ тебя возьми! Тутъ самъ заболешь, глядя, какъ дрожитъ этотъ старый, обшитый кожею, остовъ… Ни дать, ни взять пугало, вставшее изъ могилы.
Нанси поспшно вынула бутылку изъ шкапа, гд было много бутылокъ, которыя, судя по разному виду ихъ, были наполнены разными сортами спиртныхъ напитковъ. Сайксъ наполнилъ стаканъ водкою и предложилъ его еврею.
— Довольно, совершенно довольно! Благодарю, Билль, — сказалъ еврей, только приложившись губами къ стакану.
— Что? Ты боишься, что мы одержимъ верхъ надъ тобой, да? — спросилъ Сайксъ, пытливо всматриваясь въ еврея. — Гм!
Проворчавъ что-то себ подъ носъ, Сайксъ схватилъ стаканъ и выплеснулъ остатки въ золу, затмъ снова наполнилъ его и выпилъ залпомъ.