Оловянное царство

«Гости перемолвились с императором лишь парой слов, — подумал Амброзий. — И все разговоры ведутся только со мной. Береги свою голову, «Аврелиан», здесь у каждого второго тщеславие — достойная причина убийства.» Но за всю свою жизнь он ни разу не бывал на подобных пирах. Эти великие варварские союзы — их правила для Амброзия были в новинку. Здесь все отражалось, как в кривом и причудливом зеркале.

— Как же так получилось, — продолжал добродушно Хенгист, пристально буравя Амброзия взглядом. — что знатный римлянин покинул своих и примкнул к нам, низменным варварам? Не придавило ли тебя, посланник из Рима, к земле стыдом и отчаянием?

В рядах его людей послышался хохот. Это был очень хороший вопрос, на который центурион не отвечал даже себе самому.

— По крови я такой же, как вы, — наконец ответил он Хенгисту, гостеприимно придвинув к нему ещё пива и мяса. — Почти что. Мать бриттка. В Риме я не был. Встреть ты меня на дороге, сакс, ты бы сказал, что я римлянин?

— Встреть я тебя на дороге, римлянин, я бы мечом потребовал меня пропустить.

— Видишь, как у нас много общего, сакс. Я сделал бы так же.

Лишь на мгновение смешки и гомон затихли — была ли это угроза со стороны людей из Повиса? — но затем почетный гость ударом ладони чуть не выбил из Амброзия дух.

— Да, ты прав, посланник из Рима, у нас много общего! За это стоит выпить, как думаешь? Будет здорово, если ваш император будет хоть на толику таким же, как ты! — он поднял свою огромную кружку, показывая каждому в зале, что он пьет за здоровье Вортигерна из Повиса, но подобное отношение беспокоило центуриона. Вортигерн громко смеялся вместе со всеми и мирно беседовал с Хорсой, будто не замечая ничего.

Еда на столе подходила к концу, оставалась лишь выпивка, долгая ночь, переговоры и смутные думы.

«Это правильно, — думал Амброзий. — что союзы заключаются на пирах, когда все сытые и захмелевшие. Двое голодных, трезвых и злых никогда не поладят друг с другом.»

Хенгист, сидевший рядом с ним, поднялся со своего места, точно скала в океане. Он пил уже шестую кружку и все ещё стоял на ногах. Это вызывало толику уважения к саксу.

— Я хочу, — громким голосом начал он. — поблагодарить гостеприимного хозяина этих земель! Императора Вортигерна, повелителя Повиса, Диведа и прочих бриттских владений. Человека, на осколках, создавшего новое царство. И пусть это царство ещё жалко лепечет, как дитя в колыбели, у него уже есть могущественные друзья и достойные воины! Вортигерн протянул нам руку дружбы и хочет увидеть нашу в ответ. Дадим ли мы ее? Ответь нам, Амброзий Аврелиан, посланник из Рима, посредник между двумя повелителями. Стоит ли нам протянуть руку помощи нашему младшему брату Повису? Будет ли достоен и верен он и его властелин?

Тут как раз все просто, думал Амброзий. Подобные речи были и у римлян, и у старых забытых Афин. Он тоже поднимется, скажет «да», все громко возрадуются и выпьют по новой. Сейчас это лишь красивая сцена, дань всех людей каким-то старым геройским традициям. Он встал и вытянул вперед искалеченную правую руку.

— Вождь саксов, видишь ли ты мою руку?

Хенгист посмотрел на него с удивлением и недоверием. Его можно было понять. Поздний вечер, он хотел ещё выпить и женщину, а не загадки.

— Я не вижу твоей ладони, Амброзий Аврелиан.

— Все верно, — ответил центурион. — Вортигерн отрубил ее мне.

В зале стало тише. В глазах Вортигерна мелькнуло что-то смутное и неясное — не гнев и не ярость, намек на досаду и удивление, будто предательство центуриона действительно могло его как-то задеть. Он молчал. Сегодня хвалебных песен он не дождется.

— Ты, вождь саксов, наверно подумаешь, что я лишился ее в бою или же за проступок. Или же Вортигерн отрубил ее мне в ссоре по праву сильнейшего. Он был мне другом и звал в свое королевство. Мы заключили союз, затем он предал меня и обманом лишил меня правой руки. Вот каков Вортигерн из Повиса, если тебе интересно.

Амброзий видел, как люди императора и саксы незаметно потянулись к ножам и мечам. В шумном и жарком зале стало до необычного тихо. Нет, мало кого удивляла жестокость к побеждённым врагам и предательства, но об этом было не принято говорить на пирах с возможным союзником. Даже у варваров. Центурион признавался себе самому, что это приятно.

— Но ты служишь ему, — Хенгист посмотрел на него с подозрением. — И ты не похож на раба.