– Неужели они никогда не забирались за горы?
– Пресмыкающиеся холоднокровны. Соответственно, в ледяной вышине Пакунтала их ждала только смерть. Присутствие ящеров мои люди заметили поздно. О том, что они здесь, возвещали их трескучие голоса в ночи – тарабарщина, принятая за стрёкот сэми или других насекомых. Они не зажигали огней, раз прекрасно обходились во мраке без них, а днём сливались с листвой.
– Но когда же вы с ними встретились?
– Спустя полтора месяца в дикой природе. Наш отряд зашёл уже далеко. Стали пропадать учёные – никто не мог предотвратить похищений. Исчезали и днём, и ночью, что бы ни предпринималось. Их искали, но от бедолаг оставались только объедки во рванье. Всегда одно и то же – выедены внутренности. С костей содрано всё мясо. Оставался нетронутым только участок от кишечника до паха. Содержимое сумок растаскивали. Казалось, за нами по пятам следовало какое-то чудовище. Отчасти так.
– Им что, понравилась человечина?
– Не всё так просто. Прежде всего они хотели донести, что нам не рады. Обыкновенное поведение для разумных существ. И, как у всякого создания, их терпение лопнуло. Подливало масла в огонь то, что Рубен Касерес не желал отступить. Бледнел от увиденного, но продолжал. Он считал, после всех потерь бежать было бы ошибкой. Поэтому гнал нас к границе. Первопроходец не думал о том, что однажды и его, быть может, не досчитаются по утру. Для него было главным завершить работу. Наёмники пребывали в отчаянии. Положение казалось безвыходным, так что они слушались и держались вместе. А я просто ждал, когда твари сами покажутся. Думал, справлюсь. Налет произошел ночью…
– Я не могу поверить в то, что ты говоришь! Рю! – в ужасе шептал отец.
Ничего такого в его жизни не могло и произойти.
– Тем не менее, это правда. Когда зверолюды напали, от отряда осталось девять человек: я, сам Касерес, двое учёных и пятеро стрелков. На закате мы устроили привал, поставили в дозор пару часовых и исследователя. Остальные легли и ждали своей смены. Но никто больше не мог провалиться в сладкий сон. Люди скорее падали в обморок от бессилия. Я тоже бодрствовал. Было такое чувство, что в эту ночь всё и решится: стрёкот за шатром стал злее. Опасения спасли мне жизнь. Или вопль одного из дозорных… Кто теперь скажет наверняка?
От воспоминаний зачесался висок, и я принялся скрести по нему ногтями, недовольно хмурясь и почти рыча. Мне не хотелось возвращаться в ту проклятую сельву даже в мыслях.
– Выстрелы рассекали ночную густоту. Дремавшие вскочили со спальников. Никто не понимал, что происходит. Но когда ширма открылась, дозорные уже были мертвы. Их терзали твари, потерявшие всякий страх. Им надоело бить по одному и брать измором, вот и показались. Уродливые, первобытные нелюди…
– Вам удалось отбиться?..
– Ну, как сказать! Стрелки мигом прикончили тех, что поедали трупы. Но во мраке, среди деревьев и в кустах скрывались десятки, если не сотни мерзких дикарей. Умертвить шестерых выживших для них было раз плюнуть. Тем более что мы расположились на открытой поляне, а огонь костра выдавал местоположение каждого.
– Уму непостижимо!..
И правда, нас ждала только смерть. Сам я чудом уцелел.
– Лес вокруг дрожал от многообразия их голосов, криков, воплей и рыков. Ходил ходуном. Колдовство никак не могло мне помочь. Нет такого заклинания, которое бы озарило тьму дневным светом. От которого бы ящеры попадали с деревьев замертво. Только тело помогло сохранить в себе душу. Вооружился катанами и слушал воздух. В меня летели стрелы, иглы, копья, каменные топоры и булыжники, но я отбивал всё. Впоследствии я благодарил судьбу, что был воспитан в суровых условиях. Иначе я больше никогда не увидел бы рассвет…
– Невероятно!.. Просто невероятно!..
– Товарищам повезло меньше. Проводники чувств и ружья не уберегли их должным образом. Они стреляли во тьму, как в молоко. А получали в ответ копьём в горло или иглой из духовой трубки в глаз. Один охранник зарылся в постельное белье, там же и застрелился. Неудивительно, что Касерес и другой учёный сошли с ума. Не каждый подготовленный человек бы выдержал! Я кричал им остановиться, но они рванули в ночь, прямо в лапы к зверолюдам. Сквозь стрёкот проскальзывали стоны, чавканье голодных пастей, а в темноте метались очертания подбрасываемых внутренностей. Я остался один, и лес смеялся надо мной.
– Что же было дальше?..
Я бросил на него осудительный взгляд. Его исступление пошло на убыль. Мне нужна была передышка. Но отец не понимал. Эмпат из него никудышный.