Ома Дзидай (СИ)

– Дурень! – трижды обозвал меня посланник Ёми и просеменил в мою сторону, перебирая всеми конечностями. – До тебя все никак не дойдет?! Я! Я твой спаситель! Разве не ты молил о смерти? Не ты ли так сильно желал умереть?

– Я… – Вырвался из глотки надрывный хрип.

Хотел было подняться, но ноги перестали слушаться. Перебило позвонки.

– А я о чём? Это точно был ты! Тебе предлагают честный обмен: душу – за упокой. Но ты отказываешься. Что, передумал? Почему? Глупец! Фудо, как можно врать самому себе? – наигранно сокрушалось чудовище.

Правда была на стороне исчадия ада, но не от и до. Оно истолковывало действительность так, как ему было удобно. Истина оставалась за мной. После стольких лет страданий я должен был поверить в чушь, которую Малиновый Оскал вбивал мне в голову, и согласиться на столь сомнительное предложение. Но нет.

Отец прознал о моих отношениях и был взбешён как никогда ранее. Он разлучил меня с любимым человеком, выслав прочь. Здесь, в Отобе, как он сказал, «я и сгнию». Понимая, что совершил ошибку, я смиренно принял судьбу, как бы ни было тяжело. Выдержки хватило не опускать руки.

Тогда я ещё не знал, что такое этот монастырь и насколько он скверен. Само его существование порочит доброе имя Богов.

День за днём копилось отчаяние. За одним унижением – другое. Боль накрывала волнами. Медленно, но верно рассудок покидал меня. Постепенно проклевывалась тоска по дому, но некому было возвращать сына назад – родные не приезжали.

В один из слёзных вечеров я дал повод этой твари навещать меня. Весь в синяках и разорванной одежде, снова поруганный и подавленный, я лежал и выл в подушку, моля Богов убить меня. Впервые в жизни. Как угодно.

Но Боги… Боги не ответили на мою мольбу. Ответил Малиновый Оскал.

– Думаешь дотянуть до естественной смерти? Как бы не так! Ты прожил слишком мало, чтобы думать об этом. И тысячелетия не прошло, – услужливо напомнил посланник Ёми. Перед глазами мельтешили его когтистые лапы. – Я твоя единственная надежда!

– Нет, – отрицал я, никак не приходя в себя.

Безвыходность иногда наталкивала на мысли, что лучше принять предложение. Времени и впрямь прошло немного, а я – настрадался выше крыши. Но смерть в обмен на душу… Слишком дорого.

До сих пор я отказываюсь, не уступая упёртому чудовищу. Я бы отдал свою душу лишь любви всей своей жизни, тэнно, сёгуну. Мэйнану вообще! Но не ему.

Безвыходность плохо сказывается на человеке. Я пытался сбежать, но был пойман – и всё по-старому. Своровал разделочный нож с кухни и воткнул себе в брюхо – выходили, рану зашили. Исход тот же. Пытался повеситься в комнате – сняли. Всё одно. Страдания шли изо дня в день, я оставался жив.

У кого-то получалось сбежать так. Но не у меня. Быть может, Малиновый Оскал как-то приложил к этому лапу...

– Я спрошу тебя ещё раз…

Зверь с силой схватил за волосы, выбив стон из головы, и потянул вверх. Ему хотелось поддерживать зрительную связь, когда приходила моя пора говорить.

– Ты… отдашь… мне… свою душу?

Воспалённый разум рванул. Голос дрожал в искорёженном смехе.

Надо мной при свете дня издевались монахи. Я уже не узнавал себя прежнего. И не знал, потерял ли окончательно своё мужское достоинство. Ночью за меня брался Малиновый Оскал. Не получая согласия, он искусно убивал меня. Каждую ночь.

Мои внутренности плавились на полу. Руки и ноги растаскивало по татами. Позвоночник вылетал из спины. Тело разрывало надвое. Кости срывало с мяса. Головой играли, будто в мяч. Чего только не было. Тварь даже поедала меня заживо. Сжигало, как соломенное чучело.

Нет таких слов, которые бы описали всё, что пришлось испытывать.

Сегодня посланник Ёми явно выкинет что-то новенькое.

– Нет! Нет! Нет! – повторял я, насмехаясь. – Никогда! Слышишь? Никогда!

– Ну и дура-а-ак, – протянул Малиновый Оскал.

Его терпение иссякло. На сегодня – точно.

Исчадье преисподней рывками вбивало мое лицо в пол, заставляя его трескаться. Нос расквасило. Кожа синела и лопалась. Поочередно вылетали зубы. Череп прогибался вовнутрь, раня мозг. Останавливаться зверь не собирался.

Необъяснимо, почему я пребывал в сознании до сих пор.

– Скажи «да»! Скажи «да»!

Тварь остыла. Малиновый Оскал мягко опустил остатки лица на татами, в лужу натёкшей крови. Он передохнул. Я пошевелиться не мог и едва понимал происходящее.

Еще немного – и с губ сорвётся последний вздох. Настанет утро – и всё заново. Бесконечная петля, затянутая на шее. Выбирать не из чего.

Тварь перевернула тело на спину, села на меня, плотно придавив к полу, и взглянула опять. Что с моим лицом стряслось, было покрыто мраком вечной тайны. Ведь Малиновый Оскал не собирался говорить о том. Ему было любопытно только одно.

– Да?

С разбитых вдребезги губ стекала кровь. Она заполонила ротовую полость, переливаясь, булькая и мешаясь со слюной. В ней плавала пара зубов, которые сорвались с корней, но не выпали на пол. Медный вкус был привычен. Пришлось проглотить.

Три мелких глотка. Зубы отправились вниз по пищеводу, местами царапая стенки.

Я расплылся в безобразной улыбке, доживая последние мгновения. Язык задёргался. Шёпот надорвал безмолвие:

– Нет…