Ома Дзидай (СИ)

Малиновый Оскал взвыл от безысходности, как обиженное дитя. Когтистая лапа прорвала грудную клетку и вытащила трепещущее сердце, представив моему взору. Замолчав, тварь невозмутимо и резко сжала его. Оно разлетелось на кусочки. Какая-то часть попала на меня. И вправду, что-то новенькое…

– До завтра, Фудо.

Чудовище пропало из виду.

До завтра, тварь.

[1] Ёми – ад в синтоизме.

Часть четвертая. Опальный Император (4-2)

Глава четырнадцатая. И пришёл спаситель

На следующий день

Как всегда, я очнулся на заре.

Страдания прочно сопряжены со сновидениями. Всякий раз просыпаюсь, заботливо прикрытый дырявым одеялом. Остаётся загадкой, почему, но здесь не обходится без колдовства. Ничего больше оно не касается. Предметы там же, где и находились.

За ночь я потерял немало жидкости – по ротовой полости будто прокатился суховей. Пить хотелось неимоверно. Рядом лежала фляжка, полная колодезной воды. Но я не спешил, наслаждаясь утром.

Птицы бодрствовали и наполняли леса сочной, протяжной песней, возвещая остальным живым существам о возвращении света.

Завидовал им. Они летят, куда и когда заблагорассудится. Такого счастья мне не перепало.

Сгусток золота ударился об окно, неспособный пробиться внутрь клетушки, и зажёг бумагу грязно-жёлтым цветом. В спальне царил приятный полумрак.

Рука выскользнула из-под покрывала. Толчком пальца открыл флягу. Привстав с постели, я вбирал в себя живительную влагу. Первый глоток выдался несмелым и долгим, чтобы прочувствовать её неописуемый вкус. Но чем дальше, тем с большей жадностью пил, забывшись. Скоро воды совсем не осталось.

Близится новый день, похожий на любой другой. Перед приёмом пищи – молиться. После – тоже. Работа по обустройству монастыря. Вечером, отблагодарив Богов, предстоит вынести насилие от старейшин и вернуться в объятия Малинового Оскала.

Повседневность давным-давно надоела. Хотелось вырваться из заточения, но подобное невозможно своими силами. Приходилось ждать, а чего – сам не знал.

Уверенность, что часы пройдут по расписанию, ничего никогда не подрывало. До этого утра. Дверь отодвинулась. Я почуял неладное.

Из проёма выглянуло знакомое до скрежета зубов черноусое лицо старейшины Гаку. Надменный и язвительный, сейчас он расплылся в дурацкой улыбке.

Священнослужитель занимался подготовкой молельни к утренней службе и в это время должен был окуривать залу благовониями. Неужто всё сделал и, оголодавший по юному телу, хотел заняться мной спозаранку?

Готовясь к худшему, я огорчённо вздохнул, закрыл фляжку и отложил в сторону. Жалость к себе и ненависть к монастырю пронеслись по коже мурашками и стоном отозвались в пояснице.

– Фудо, не спишь уже? – елейно полюбопытствовал монах.

Точно домогается.

– Как видите, преподобный, – бездушно отозвался я.

– Очень хорошо, – радостно заявил он и мягко толкнул дверь до упора.

Я наконец-то заметил причину, почему происходящее выглядело несвойственно обыденности. На груди Гаку из-за краев одежд виднелась горящая зелёным огнём половинка знака на кандзи. Необходимо было прищуриться, чтобы догадаться, как тот начертан целиком, и прочитать слово покорность.

– Монастырь сегодня осчастливил прибытием некий молодой человек. Очень занимательный. Говорит, что издалека, – защебетал преподобный. Лицо изображало довольство, но лимоновые глаза напоминали стекло. Заколдован. – Он очень-очень хочет тебя видеть. Проходите, господин!

– К-кто? Ч-что? – не верил я ни зрению, ни слуху.

Родные или кто-то помимо не посещали узников и тюремщиков Отобе. Это место принадлежит им одним, с внешним миром не соприкасаясь. Посылок тоже тут не ждали.

Пригнувшись на входе, внутрь зашёл долговязый мужчина, которого я никогда не видел. Никто ни за что не проник бы так просто на участок монастыря, да ещё с двумя катанами. А ему удалось.

Я потерял дар речи. Взгляд устремился бегло оглядывать его. Мне не удалось зацепиться за черту лица или вещь, какая бы установила малейшую связь между нами. Мы с ним чужие, думал я, тогда что он здесь забыл?

– Скоро начнётся утренняя служба. Помни об этом, – предупредил старейшина, закрывая дверь. – Я за тобой зайду. А пока – общайтесь.

Монах ушёл. Звуки его шагов стихли. Я опять взглянул на незваного гостя, который с меня не спускал взор. Он только появился, а уже подбросил немало вопросов.

– Приветствую, – произнёс незнакомец, сердечно кланяясь.

Он вёл себя развязно. Но какое право я имел придираться, не зная, как стоит держать себя в таких условиях?

– Ты что с ним сделал?

Я оставался взвинчен, чувствуя опасность в каждом его движении и слове. Хотя вряд ли она угрожала именно мне.

В моей жизни существует правило: ожидай худшего – и лучшее станет для тебя приятной неожиданностью. Тогда оно сработало. Частично. Впервые за долгое время.

Тонкий рот раскрылся в улыбке, обнажая ряд ровных белоснежных зубов.

Посетителю вряд ли нравилось, что я полез тут же с расспросами. Сомнительный звенящий смех наполнил клетушку. Он мог осудить и не отвечать, но нет…