Краем глаза я видел, что он чувствовал, наблюдая за сожжением старейшин. Старший брат стоял недвижимый. Только глаза бегали оживлённо. Жар не выдавил из него и капельки пота. Вонь паленой плоти не сжала носа. Глаза не сощурились перед слепящим свечением. Лицо не дрогнуло! Истинный воин, полагал я с восхищением.
– Закончили, – ответил я.
– Чудесно. Тогда пойдём на свежий воздух. Пора отправляться, нечего тут задыхаться. Эй, ребятня! На выход!
Не дожидаясь, он невозмутимо направился во двор. Мы с Ацурами пошли за ним.
Под сенью орхидей собралось около трёхсот послушников. Оправившись, они оживлённо обсуждали случившееся, делясь впечатлениями и гадая над будущим.
Разговоры касались и нас, но я не слушал. В присутствии Малинового Оскала мальчишки не смели болтать и поглядывали на него с опаской.
Глаза закрылись. Я вдыхал воздух, наполненный пьянящим запахом цветов, который был приправлен утренней свежестью.
В нем ощущались новые примеси. Дух долгожданной свободы. Предчувствие великих свершений. Предвкушение встречи с Юки, которая обязательно случится. Я почувствовал себя счастливым.
– У меня кое-что есть для тебя, – сказал Рю.
– Что же?
– Подарок, – улыбнулся брат и торопливо снял один из мечей за спиной. – Какой же самурай ходит без катаны? Вот, держи.
Он торжественно преподнёс мне оружие. Но я не спешил принимать дар. Не было видимых причин. Не заслужил. Я даже раскраснелся.
– Большое спасибо, но… не стоит. Он ведь твой. Так не принято.
– И вправду мой. По крайней мере, был… Изначально его выковали для Китано, самого первого сына Урагами Хидео. Тот же кузнец, который занимался моим. Поэтому они прекрасно сочетаются в паре. О Китано ты тоже не слышал?
– Никогда.
– А ведь он был примером для остальных самураев – тем, кому воздают должные почести на родине. Пусть и посмертно.
– То есть? – Я недоуменно отвёл лицо в сторону, посмотрев на Рю искоса.
– Китано погиб на войне в Минолии. Это всё, что от него осталось. Меч я отыскал чудом. Я хочу, чтобы он достался тебе, Урагами Фудо.
– Дают – бери! – буркнул Малиновый Оскал. Он разлёгся на траве, как медведь, и грелся в лучах солнца. – Или ты думаешь использовать меня на полную катушку? Не выйдет. Для самообороны эта зубочистка лишней не будет.
– Так и быть.
Руки несмело потянулись к оружию. Вынув его из ножен, я осмотрел катану. Чуть покрутил в руке. Легкая и смертоносная. Ухоженная. Превосходная на вид. Настоящее произведение искусства. В глаза бросилась цука-ито[1] из красного шёлка, которая оплела рукоять, покрытую кожей ската.
– Твой синим теснён, – заметил я.
– При ковке катан в разницу был вложен особый смысл, раз их заказали для двух братьев. Я и Китано были противоположностями друг другу. Но ладили мы прекрасно. Недаром наши клинки прозвали Лунным и Солнечным.
– Ясно. – Стройный клинок из алмазной стали с шипением скрылся в деревянных ножнах. – Большое спасибо. Правда.
– Я должен был вверить его тебе, – усмехнулся Рю.
– Фудо-сама, я тебе пока не нужен?
Малиновый Оскал зевнул, вытянувшись на траве.
– Нет.
– Здорово, тогда вернусь в Ёми, а то скучно становится. Там блудницы обнажённые ходят, саке наливают. Красота-а-а…
Встав, Ацурами раздвинул землю и проделал бурый проход в адские пустоши.
– Ты, если что, зови, – бросил он мне и, рассмеявшись, игриво прыгнул вниз.
Брешь за ним закрылась.
– Теперь можно отправляться. В дюжине дней отсюда лежит город Масуда – там мы и остановимся на пути в Ому.
– Зачем же? – спросил я, заделав катану за пояс.
Рю хотел пояснить, но тут до нас дошёл окрик одного из послушников:
– Фудо! Что нам теперь делать?
Никакой благодарности за спасение. Долгое время Отобе служил не просто тюрьмой, а единственным пристанищем, где их удерживали не только старейшины, а привычка. Прежнее мироздание рухнуло для них. Сейчас они – всё равно, что птенцы, выпавшие из гнезда.
Меня позабавило, что именно мне братья по несчастью предлагали решить за них свою судьбу. Какая честь… Но я не желал брать на себя такую ответственность.
– Почём знать мне? Отныне и впредь вы свободны. Выбирайте сами, как жить. Теперь Отобе в вашем распоряжении. Останьтесь здесь или разграбьте и сожгите монастырь. Ищите своё место, где угодно. Мне всё равно.
Мальчишки загалдели.
– Идём же.
Рю коснулся моего плеча и пошёл прочь со священной земли, пропитанной скверной. Не став дожидаться, как поведут себя ныне свободные люди, я зашагал следом.
Жизнь моя, давно зачахшая, спешила раскрыться опять.
[1] Цука-ито – шелковая лента, которой обматывают рукоять японского меча.
Часть пятая. Зверь из Масуды (5-1)
Глава семнадцатая. Раздор в Бакуто
Я, Садара
Птичка напела о беде в обозримом будущем: скоро от меня избавятся. Заберут борёкудан[1], который я же и построил.
Но не соперники: с другими бакуто[2] и тэкия[3] поддерживалось мирное сосуществование. Никто не зарился на чужое достояние.