Ома Дзидай (СИ)

Заговор готовили подчинённые – верхушка Дзиротё-гуми[4]. Увы, доносчик не знал, кого и сколько они успели подкупить. Неважно.

Коли завелась плесень, выскребать надо всю.

Прознав о предательстве, остальные кумитё долго и упорно выжигают скверну. Живут в страхе получить нож в спину. Пока не исцелится язва, или заговорщики не прикончат их. Меня такое не устраивало.

Я вёл себя открыто, выжидая, когда изменники поднаберутся смелости, соберутся вместе и явят себя. Они знали, кто я. Им казалось проще навалиться оравой, чем посылать в спальню убийцу под покровом ночи.

Кто выживет, тот и царь горы.

Самым удобным для покушения был намеченный обед в чайной. Мы подводили итоги месяца и обсуждали дальнейшие действия Дзиротё-гуми.

Сегодня чайная старика Ёдзи была закрыта для обычных посетителей: здесь пировали якудза[5]. За столами сидело человек под двести – одна двадцатая борёкудана. Все, кого задействовали в Масуде. Другие разбрелись по хану и ждали указаний из города.

Вака-гасира[6] и сятэй-гасира[7] собрали вокруг себя кёдай[8] и сятэй[9] – шутили, вспоминали, как ловили мелких преступников. Зал содрогался от смеха. Самая обыкновенная обстановка.

Дэката[10], куми-ины[11] и сансита[12] вели себя тише, но ничуть не скромнее. От онигири[13] с тунцом они отвлекались только на служанок, которые подливали им бамбукового пива и приносили эдамамэ[14]. Девицы краснели, как варёные рачки: здесь утолялся один голод, а другой – нарастал.

Как почитаемый глава бакуто я делил пищу среди верхушки. Передо мной сидели старшие советники, мой кайкэй[15], сингиин[16] и со-хомбутё[17].

До кого доходил черёд отчитаться, тот бросал палочки и выкладывал итоги месяца в отраслях, нами занятых. А я просто ел и слушал, вставляя замечания, когда что-то не устраивало.

Очередь дошла до кайкэя. Покончив с мисосиру[18] в два глотка, он начал говорить:

– Господин, за последние тридцать дней мы отправили свыше четырёхсот должников на поденные работы в Ому. Прибыли итого – двадцать восемь тысяч мон. Проигравшие в маджонг[19] и ойтё-кабу[20] оставили нам доход в триста пятьдесят обанов[21]. Юкаку Масуды…

За подсчётом денег я потянулся к кусочкам якитори[22] на палочке. Сорвал зубами одно куриное сердечко и стал усиленно жевать. Между тем заговор пришёл в исполнение.

Подначенный новичок посчитал, что деловая болтовня отвлекла меня, и был прав. Он подкрался сзади в крысу и немедля всадил меч в затылок новому отцу.

Пригрел змей, называется.

Лезвие легко пронзило плоть, толкнув голову вперёд. Оно упёрлось в зубы, раздвигая их, порезало губы и вышло наружу через рот.

Разъярённый, я скосил глаза, смотря на него, и захрипел для вида.

Дюжий молодец надавил на клинок, и я пал лицом в блюдо с суши, вдыхая запах сырой рыбы. Рука случайно смахнула чашку чая рядом. Напиток расплескался по полу.

Обычный человек, пырни его так, умрёт. Но я нечто большее ведь. Попробуй убей.

Боль не чувствовалась – тело отозвалось мягким щипком в месте раны. Прошло быстро.

С кончика меча стекала порочная кровь – чёрная, как дёготь, и вязкая, словно липовый мёд. Проглотить измельчённую пищу я не успел. Начался кашель. Месиво падало с дергавшегося языка прямо на стол. Капали слюни, стекая с блюда и образуя густую пузырящуюся лужицу.

Служанки запищали в голос и бросились бежать. Уханье пола под их гэта слышалось до кухни, где девочек ждал взволнованный хозяин чайной. Бедный старик ещё не знал, сколько простоит его заведение на восстановлении.

Предателей не заботило, как отвратительно и жалко выглядел тот, кому когда-то они клялись в верности, как сыновья – отцу, но на крови. Не на тех я понадеялся, пускай подчинённые раскрылись как последняя падаль только спустя сотни лет сотрудничества.

Верхушка Дзиротё-гуми восторжествовала, простодушно поверив, что их кумитё пришёл конец. Им вторили рядовые якудза, вставая с мест, вынимая из ножен мечи и улюлюкая. Ликование было поспешно.

Никто за меня не вступился. Каждый понимал, что произошло, и желал мне смерти.

Тем лучше: истребить целое отделение проще, чем немного ощипать загнивающую ветвь.

Я не шевелился, подыгрывая заговорщикам, чтобы умерить бдительность и в нужный миг заявить о себе. Катана всё также стояла поперёк рта: несостоявшийся убийца не решался вынуть её, опасаясь ответных действий. Я не утомил их напрасным ожиданием и заговорил, когда ор поутих.

Взгляды якудза устремились на их главаря. Они ждали, что будет, в глубине души желая спастись бегством от зверя, чья кровь растекалась по моим жилам. И жаль было им, что свод правил не позволял этого. Безвольные животные. Впрочем, это мне на руку.

Речь звучала хрипло и неразборчиво. Пришлось вставать. Противодействие бойца сзади не помешало: его сила с моей не могла и сравниться.

Руки потянулись к основанию клинка. Его владелец отпрянул и, вскрикнув, приземлился на задницу, стал отползать прочь, лепеча вздор. Тяжело ему было лицезреть во мне противоречие человеческой природе.