Ома Дзидай (СИ)

Босиком по полу ноги несли на место. Подбородок прижался к груди. Я размышлял, как лучше расправиться с обидчиками.

Предстоящий суд должен был стать равноценным. Чтобы монахи поняли, как страшно ошибались. Месть грядет.

Но мысли путались. Внутренние перепалки закончились только в молельне, когда перед нами предстали поголовно все обитатели монастыря. Дверь выходила на середину зала – нас легко заметили.

Крайний ряд уловил шевеление по правую руку. Он замолчал, уставившись на нас, потом – все остальные. Песнь совсем стихла.

Монахи недоумённо переглядывались, но ртов не открывали. Они не сразу поняли, что я появился вместе с вооружённым чужаком и огромной костяной тварью, которая сверлила их взглядом из-за моего плеча, насмехаясь.

Я заметил страх на их лицах. Скоро глотки затрепещут в вопле.

В толпе послушников глаза искали старейшин. Я считал их по головам, как овец. Что порадовало меня, все были здесь.

Малиновому Оскалу суждено было оборвать пятьдесят три жизни. Не все из них посещали меня вечерами, но каждый провинился одинаково.

Мне хотелось бы уделить всякому старейшине отдельное внимание. Но я один, а сколько их. Если бы Ацурами уничтожал монахов по одному, другие бы спаслись бегством, либо попали на клинки Рю. Но это был мой суд.

Я должен был убить всех в раз. Посланник Ёми мог это позволить. Его истинная сила – более адская, чем просто рвать и метать.

– Это же Фудо! – послышался возглас юноши из толпы.

– Кто это с ним?.. У него мечи!

– Вы тоже видите чудовище? Боги, что это? Как оно пробралось на священную землю? – выли послушники, понемногу пятясь назад.

– Малиновый Оскал, – позвал я чудовище.

– Да? – Его горячее, смрадное дыхание обдало половину моего лица от затылка.

– Ты отличаешь старейшин от послушников? Не тронешь мальчишек?

– Разумеется, Фудо-сама-а-а, – сладострастно промурлыкал Ацурами и захихикал, как малолетний негодник. – Наши умы тесно связаны. Просто подумай, с кем нужно покончить. Остальное – за мной.

Его острый язык облизал пилообразные зубы. До чего противно!

– Надеюсь, быстро?

– Да. Да! – буйствовал тот, подергиваясь от нетерпения и напоминая умалишенного. – Ну же, отдай приказ.

Если верить Ацурами, что он – средоточие всего богомерзкого, низкого и дурного в Опальном Тэнно, кем же я был? И стану ли таким опять?..

Тварь из преисподней услышала мои сомнения и лишь рассмеялась.

Да свершится правосудие.

– Они твои, – бросил я ей и отошёл к брату.

Больше Малиновый Оскал не смеялся. Он припал к полу и изверг грозовой рёв. Воздух вокруг его пасти задрожал. Несравнимый вой был оглушителен.

Послушники и старейшины визжали и толкались. Нечленораздельные крики потонули в рокоте Ацурами.

Тварь замолчала. Замахнулась и ударила каменную поверхность перед собой, оставив глубокую вмятину и пустив трещины полукругом.

Они загорелись, поползли кривыми полосами к старейшинам, огибая юнцов и преследуя тех, чьей гибели я ждал.

Единовременно их мельтешащие тела – худосочные, жирные и сложенные крепко – обратились в столбы красного пламени. Ходячие трупы заплясали.

Послушники старались убраться подальше: отбегали и отползали. Но огонь и так не задевал их. Ацурами хотел, но не смел.

Неблагозвучие воплей больно резало слух. Заставляло стыть кровь послушников несмотря на адский жар. Оно грело только меня одного.

Жженные волосы сокращались до иссыхающих луковиц. Одеяния тлели и опадали хрупкими лоскутками, крошась в муку. На верхний слой кожи, тут же смяв и осушив, ложилась невыносимая боль. Она проникала глубже, обнажая мясо. Плоть становилась гарью до самого основания, где желтели опалённые ломкие кости.

Предсмертное безумие стихало. Старейшины падали ниц в прах.

Возмездие свершилось.

Причин подавлять и сторониться радости у меня не имелось. Я упивался ей, как страждущий – пресной водой, найденной им на пятке земли посреди солёного моря.

То, что осталось от старейшин, развеет ветер, разбросав пылью по миру. Души будут мучиться в темнейших уголках Ёми целую вечность – и поделом. Их личности тоже умрут, забытые жертвами, как страшный сон.

Зло, налипшее кляксой на летописях Мэйнана, стёрто. Победа.

Когда пламя погасло, послушники немного успокоились, но далеко не все.

Упавшие вставали, отряхиваясь от копоти. Особо тяжко пришлось маленьким и впечатлительным: они скукожились, напоминая зародыши, и хныкали; некоторые катались по полу, думая, что горят, и вопя понапрасну. Если бы не помощь старших, это продолжалось бы ещё долго.

– Дивно вышло. Не находишь, Фудо-сама? – Ацурами часто дышал, как радостная акита-ину. Настолько по-детски ждал похвалы, разве что не гавкал. – А запах-то какой! А запах! Даже весна не пахнет так сладко.

– Смрад несусветный, – с честным омерзением отозвался я. – Но этой погани в пору. Отличная работа, Малиновый Оскал. Можешь ведь благие дела творить.

– О, скрытый смысл уловил! – закивало исчадие ада.

– Мы закончили здесь? – мягко спросил Рю.