Читаем Омар Хайям. Гений, поэт, ученый полностью

Омар вертел в руках тонкую трубочку, раздумывая, от кого послание и кому предназначалось. В голову не приходило ничего конкретного. Только почтовый голубь знал, откуда он летел и куда направлялся, но голубь не мог ничего рассказать. От трубочки исходил слабый запах мускуса. Только люди его дома в Каср-Качике знали об его отъезде в Рей, а около Нишапура он старался проехать незамеченным.

Возможно, это один из шпионов Низама послал голубя. Кем бы ни был этот отправитель, он ожидал, что либо получатель узнает его почерк, либо определит его по номеру. У Омара не имелось ни одного шанса, чтобы обнаружить правду.

Но импульсивно он сложил трубочку и бумагу и спрятал в кошелек. Ведь по какой-то случайности, одной из сотни, голубь принес это послание к нему.

Глава 3

Библиотека в древнем городе Рее

По разные стороны ковра стояли Низам ал-Мулк и Омар Хайям. Впервые Управитель Державы получил отказ от астронома султана на свое письмо, и он еще не мог оправиться от удивления.

– Но почему? – вновь задал он свой вопрос. – Почему ты должен бросить камень непонимания и отказа на тропу нашего сотрудничества?

Низам сохранял внешнее спокойствие, но его распирало любопытство. Почти два поколения сменили друг друга, пока он управлял делами растущей империи сельджуков. Теперь империя простиралась от пустыни вдоль Великой Китайской стены до границ Константинополя, отделенного от империи узким проливом, разделяющим Азию от Европы.

Низам поправил кольцо с печаткой на тонком пальце и стал объяснять Омару, что представляет империя. Султан, добавил он, был отцом огромной семьи; его дела должны быть равны его возвеличенному положению. Его навыки в ведении войн принесли ислам в языческие страны и народы. Его победы увеличили авторитет его рода. Однако Малик-шах был внуком турецкого варвара. Если бы он возвратился со своими четырьмя сотнями тысяч всадников и разместился в мирных городах Хорасана, люди увидели бы только воина, сидящего без дела среди них, и, кроме того, его солдаты, приученные к полю битвы, доставили бы массу неприятностей селам.

– Что такое его армия? – задал риторический вопрос Низам. – Ты прекрасно знаешь, ходжа Омар: она состоит из турок с севера, из гулямов, которые являются детьми турок, воспитанных рабами войны, обученных только воинскому делу, а также грузин, туркмен, детей арабских племен. Немного там есть людей из Хорасана и еще меньше персов или арабов из Багдада. Мы не должны давать наделы земли такому неуправляемому в мирное время сброду, который может развязать гражданскую войну. Нет, когда война на Востоке будет закончена, мы повернемся на Запад, чтобы завоевать два роскошных приза, если на то будет воля Аллаха, – сам Константинополь и Египет.

На мгновение идея поразила Омара своей очевидностью. Священная война опалит землю раскольнического халифа и последний оплот цитадели кесаря. Разве не рассматривал он падение Иерусалима именно в этом свете? Низам, высохший и ставший напоминать пересохший пергамент, казалось, продолжал оставаться непобедимым – этакий алхимик власти, фокусник, управляющий жизнями людей.

Затем иллюзия исчезла. Каждая новая кампания могла быть оплачена жизнями и богатством только очередных завоеваний. В границах нового государства, построенного Низамом, не было места для той победоносной машины, которая создавала это государство, сельджукской армии. Что они будут делать с боевыми слонами, привезенными из Индии? Или тысячами турецких офицеров, приученных жить грабежом?

– При помощи армии, – возразил он, – вы создали огромную империю, которая, в свою очередь, нуждается в огромной армии, чтобы защитить себя. Тогда как иначе оплатить расходы этой более мощной армии, кроме как новыми завоеваниями? И чем это все кончится?

Низам кинул быстрый взгляд на астронома. Он полагал, что Омар не задумывается ни о чем, кроме своей науки, случайных танцовщиц и вина. Пока Омар и Малик-шах оставались послушны, его, Низама, планы могли претворяться в жизнь без помех. Но если Малик-шах вернется в Хорасан и покинет свое боевое седло, он скоро возьмет бразды правления в свои руки.

Этого Низам желал меньше всего. Он твердо полагал, что все завоевания Малик-шаха были предопределены свыше, так же как и его, Низам ал-Мулка, право управлять империей.

– Это предопределено свыше, – произнес он, – такова воля Аллаха, что наш султан должен свершить свои завоевания, а мы должны управлять ими.

Омар изучал рисунок ковра перед коленями.

– Выходит, свыше предопределено и то, что я должен солгать султану относительно предзнаменования звезд?

– Веришь ли ты, что судьбу человека можно прочитать по звездам?

– Нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Nomen est omen

Ганнибал: один против Рима
Ганнибал: один против Рима

Оригинальное беллетризованное жизнеописание одного из величайших полководцев в мировой военной истории.О Карфагене, этом извечном враге Древнего Рима, в истории осталось не так много сведений. Тем интересней книга Гарольда Лэмба — уникальная по своей достоверности и оригинальности биография Ганнибала, легендарного предводителя карфагенской армии, жившего в III–II веках до н. э. Его военный талант проявился во время Пунических войн, которыми завершилось многолетнее соперничество между Римом и Карфагеном. И хотя Карфаген пал, идеи Ганнибала в области военной стратегии и тактики легли в основу современной военной науки.О человеке, одно имя которого приводило в трепет и ярость римскую знать, о его яркой, наполненной невероятными победами и трагическими поражениями жизни и повествует эта книга.

Гарольд Лэмб

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное