Омерта. Книга вторая

Все, потому что ярость и гнев не спешит покидать лицо дона. Его губы сжаты, как и мышцы челюсти. Брови максимально сдвинуты к переносице и зафиксированы в застывшем положении, которое обычно не предвещает ничего хорошего. Кроме изощренной кары Энтони Морте.

Черт возьми, о правде знает только я и Рик. Холодок по спине сопровождает тысячи мыслей, закружившихся в голове по поводу друга и союзника. Единственного приближенного ко мне человека.

Рик не мог меня сдать!

Или мог?

Сердце сковывает такая ярость, что агония в груди становится на доли секунд невыносимой. Ярость на себя в первую очередь.

Рик не мог предать меня. Я не могу пока уложить его измену в своем сознании. Но как только я это сделаю, я оторву ублюдку яйца.

— Ты окончательно вышел из-под моего контроля, Киан, — дон произносит это таким тоном, что у меня фактически не остается сомнений в том, что он знает правду. — И мне стыдно за тебя, сын мой. Стыдно, что ты лжешь великому дону Морте на глазах у его подданых. А ведь я видел тебя главой клана, после смерти. Тебя, а не Стефана. И вижу до сих пор, несмотря на то, что разочарован, — напряжение в воздухе становится таким плотным, что его и серпом не разрезать. — Ты унизил меня, Киан. Унизил своим гнусным предательством. И теперь, когда я прозрел, я знаю, что ты унижал меня все это время. За спиной.

— Хватит ходить вокруг до около, — до последнего намерен держаться я. — К чему ты клонишь, отец? Почему усомнился в моей верности? — сжимаю кулаки в карманах брюк, едва сдерживая закипающие в груди эмоции. Обжигающие кислотой, разъедающие изнанку кожи.

Пока я все еще не уверен, блефует ли Морте, чтобы вывести меня на чистую воду и проверить мою реакцию, или уже на сто процентов уверен в моем предательстве. Придется импровизировать.

— Куда ты сегодня ездил, Киан? — вопросом на вопрос отвечает отец, прищурив свои тяжелые веки. Его пустые глаза почти скрыты за темными ресницами. — Точнее, что такого интересного ты вдруг решил найти в Северной Каролине? — а вот о моем местоположении не знал даже Риккардо.

— Не хотел тебя расстраивать, отец. Поэтому, молчал. Последние две недели я вел охоту на одного из посетителей твоего клуба, — выдаю первое, что приходит в голову. Говоря «клуб», я имею в виду бордель Морте, переполненный шлюхами. — Ты же помнишь, что месяц назад один из клиентов задушил сотрудницу клуба? Очень жаль, что такое произошло. Очередная жертва и очередной извращенец. Все эти проблемы обходятся жутко дорого и ставят этот бизнес под огромные риски. Тебе и твоим людям, ответственным за клуб, нужно серьезнее относиться к продаже клубных карт. Конечно, солдаты почистили все, но оказалось — не совсем. Оказывается, их было трое в ту ночь и третий был свидетелем и убийства, и зачистки. У ударявшегося в бега был компромат, который мне удалось уничтожить. Его пришлось ликвидировать соответственно. В северной Каролине.

— Правда? — морщины Энтони вдруг разглаживаются, а лицо на мгновение озаряет ленивая и вальяжная улыбка. На какое-то время я даже вдыхаю свободно, пока не осознаю с долей горечи: дон издевается надо мной. Манипулирует моим сознанием, выводя из равновесия, чтобы произвести на меня эффект своим дальнейшим шоу.

— Ты же не стал бы мне врать, Киан? Это правда? — тяжело дыша, Энтони взмахивает правой рукой, отдавая солдатам и своим шестеркам, очередное немое распоряжение. — Разве ты стал бы рисковать жизнью Антея?

Внутренности сковывает льдом, как только его свита включает большой телевизор, занимающий два метра на одной из стен кабинета Морте.

Один взгляд на экран — это болезненный удар под дых, разом выбивающий кислород из моих легких.

Впервые в жизни я кричу, не произнося при этом ни звука.

Кажется, что каждая клеточка моего тела сейчас издает волчий вой, но где-то глубоко внутри. Под кожей, где все горит съедающим пламенем.

Эхо внутреннего крика беспощадной болью задевает каждый орган, сустав, бьет по напряженным сухожилиям. А потом, когда я наконец, окончательно понимаю, что солдаты включил прямую трансляцию с Антеем, меня рвет окончательно.

На куски, в клочья рвет.

Отчаянно вглядываюсь в черты лица сына, привязанного к стулу.

Антей обездвижен. Голова моего ребенка едва держится на плечах. Я вижу, что он дышит, но это не приносит полного спокойствия. Проанализировав положение головы и тела Антея, могу предположить, что эти твари его чем-то накачали. Блядь, если это хоть как-то отразиться на его здоровье…если кто-то из них дотронется, или причинит ему хотя бы крошечную боль с комариный укус…я подорву здесь всех и все, клочка земли живого не оставлю.