— Что ты с ним сделал? Я требую, что ты немедленно сказал мне, где находится мой сын! Зачем ты связал его? — каждый звук, вырывающийся из горла, сопровождает царапающая боль.
Словно стекло, раздробленное в песок, скользит по стенке гортани. Оставляет на каждом дюйме кровоточащий микро разрыв, который саднит с силой тысяч открытых ран.
— Я забочусь о внуке, Киан. И все свои обещания я сдерживаю, в отличии от тебя. Пока не поздно, пока не пролилась кровь, предлагаю тебе признаться в своей афере и переписать все, что принадлежало Джеймсу Эвансу в мое полноправное владение.
— Иначе мне придется позаботиться и о твоей жене тоже, — двигаясь по направлению ко мне, хорохорясь своей собственной жестокостью, довольно шипит Морте. Мне не верится, что эта гнилая плоть, расхаживающая по кабинету, может быть моим отцом.
— Нет. Я не перепишу, — не собираюсь сдаваться я. Не намерен вестись на его запугивающую тактику. Хотя прямо сейчас, в данную секунду, я задыхаюсь от обнажающего душу страха за Антея, но знаю, что раскрытие моего предательства изменило все. Не факт, если я сделаю сейчас все, как говорит Морте, что они отпустят сына и не причинят ему вреда. А так, у меня хотя бы есть то, что необходимо этому ублюдку, для кого родной внук является обычной приманкой. Мы будем держать друг друга тем, что нам необходимо, пока не придем к договоренности.
— Какой ты дерзкий, Киан. Ты хоть понимаешь, кому ты дерзишь? — в этот момент, Морте подходит ко мне еще ближе. Мой желудок скручивает от отвращения, когда я просто нахожусь рядом с доном. К запаху аниса и жженого сахара, прибавляется запах лекарств.
Теперь ясно почему он так сильно активизировался и докопался до истины «цветка бессмертия» _— не думаю, что ему осталось жить больше недели. Хотя я вполне готов сократить этот срок до пары минут, черт возьми.
Морте прикасается к моему шраму на лице шершавым и сухим пальцем с почерневшим ногтем. Тому самому, который служит мне круглосуточным напоминанием о том, как моя жизнь разделилась на «до» и «после», и как из обычного фермерского мальчика я превратился в чудовище. Меня трясет, и терпеть его касания я не намерен. Сжимаю запястье Морте, пытаясь задавить его своим взглядом, пока он начинает с хрипом, толкать свой маразматический бред:
— Мне кажется, вы с сыном должны быть похожи во всем. Помнится, примерно же в этом возрасте ты получил первый удар судьбы, Киан, — не понимаю, к чему клонит этот ублюдок. Окончательно потеряв страх, дон проводит линию по моей скуле и шраму свободной рукой, оставленному касательной пулей. Отдает короткий приказ своим псам, охраняющим Антея по ту сторону прямого эфира, совершая контрольный выстрел в мое сердце.
— Приступайте. Быстро! А ты наслаждайся видом, папочка, — моя кровь превращается в лед, конечности тела немеют. Я ни чувствую собственного тела, оно сейчас где-то там, далеко…в неизвестном направлении, в далекой точке земного шара, где Антея держат на привязи.
Я стараюсь не поддаваться панике, но ярость обрушивается на меня извержением раскаленной лавы, когда я вижу, как один из солдат Морте в черной одежде и балаклаве проводит острием ножа по лицу моего сына, оставляя на скуле Антея кровавую полосу.
Перед взором алеет. Весь мир превращается в мишень для моей ярости, гнева, горечи. Все вокруг становится источником разрушения, мести и злости. Жажды защитить, броситься, пройти сквозь время и пространство, оказавшись рядом с сыном.
Ужас парализует меня, сковывает, но всего на мгновение.
Я не имею права сейчас бездействовать. И не имею права допустить, чтобы они причинили моему мальчику еще больше боли. Но кажется, когда я совершаю следующие действия, я не думаю вообще ни о чем, превращаясь в зверя, сорвавшегося с цепи.