Omnia mutantur, nihil interit (СИ)

Зачитанную книжку Влад откидывает куда-то в сторону, а сам дает ему руку, переплетает пальцы, и Яну становится куда спокойнее. Он находит свою точку опоры.

В глазах Влада светится что-то по-звериному нежное, топкое, паточно-тягучее, за чем хочется наблюдать неотрывно. Увлекшись, он тихо курлычет что-то на своем родном и мелодичном языке — совсем неразличимое полотно слов, крепко сцепленных друг с другом, заливисто, драгоценно перезвякивающих, как дорогие украшения. Понять трудно, но Яна чаруют сами переливы непривычных елейных звуков, он прислушивается, чуть наклонив голову, дышит поверхностно.

— Златичко? — покусывая губы, пробует повторить Ян.

Влад замирает, спугнутый, и прекращает свое песнопенное мурлыканье.

— Распогодилось — солнце в окно, волосы тебе червонит, — объясняется он.

— Романтик.

— Сам такой, — нарочито колюче огрызается Влад. Но не может сдержать пробивающуюся улыбку.

Они молчат недолго; Ян перебирает вихры Влада, почесывает рожки. Солнце пятнами ложится на пол — Джек склоняет голову, глядя на одно из них, и припечатывает лапой. Пока пес забавляется, Ян сворачивает почти что завершенный отчет.

— Почитаешь? Пожалуйста, — просит он у Влада, сдаваясь, и тот запросто соглашается, несказанно довольный, подцепляет книгу и открывает какой-то рассказ.

Сидя рядом с Владом, слушая его голос, Ян рассеянно улыбается.

2.

Планировать все приходится на ходу. Они привыкли жить в спешке, импровизировать — даже когда дело доходит до собственной свадьбы. В итоге вся эта кутерьма превращается в форменное безумие; об этом Влад с приятной теплотой вспоминает, открывая томик Збешховского и разваливаясь на коленях Яна, как довольный мурчащий кот.

Найти свободный ресторан в центре Петербурга, да еще и летом, — безнадежное занятие. К счастью, за пятнадцать лет работы в городе они обзавелись нужными знакомствами. Влад суетится с готовностью, почти не угрожает (вот уж чудо!), пользуется врожденным даром убеждения. Ему помогает внешность наемника и опасный оскал.

— Никогда не думал, что однажды придется… — признается он Яну. — Знал, что семья, — брак, то есть, — не для меня; такое на меня наводило лютую тоску.

— Я удивился, когда ты предложил. Ты последний человек, которого можно заподозрить в традиционализме.

Влад помнит это отлично: Ян стоит возле машины и курит, тучно дыша в небо. Оно, с утро набухавшее тучами, угрожающе нависавшее над спешащим Петербургом, расчистилось и просветлело.

— Погода теплая, славная, гляди! — воодушевленно восклицает Влад, останавливаясь рядом посреди улицы, хохоча; в груди вспыхивает счастье, подпрыгивает солнечным зайцем. — Когда еще ты помнишь такое яркое лето? Цветы пахнут сладко, терпко, свежий ветер, багряные отблески-зарницы на спокойной Неве и во вчерашних лужах… Море света. Да разве это наш город, достоевский и бесноватый?

— Сам ты бесноватый, — деланно строго шикает Ян. — Молчи, тише, накаркаешь, у тебя… язык дурной! Сейчас же небо затянет и вдалеке загремит.

И боязливо косится наверх. Любой петербуржец в таких вопросах становится страшно суеверен.

— Меня учили… как принято, — добавляет Ян немного невпопад. — Что так нужно — обязательно жениться, работать, забиться в свой угол и быть как все. Своей первой девушке… не той, о которой я в академии романтически воздыхал, а вот первой… с утра я и заявил, предложение делал. Дурак был. Хорошо, что она посмеялась.

— Хорошо, — фыркая, соглашается Влад.

Затаптывая сигарету, Ян ностальгически улыбается, а потом оба они идут договариваться насчет зала.

— Не знаю, что нашло на меня, — шепчет Влад уже в дверях. — Ты же любишь правила, закон, да? Вот я и хотел, чтобы все было по закону. Чтобы честно. Что я не какой-то там.

— Я вовсе не обижен…

Ян сдается.

— Как трогательно, капитан Войцек, — тянет он, и голос немного дрожит.

— Благодарю, капитан Войцек-Зарницкий.

— Не спеши, — одергивает Ян.

Они заходят, встречаются с улыбчивым хозяином. Добро нечисть помнит, для них долг — не пустые слова, и инквизиторам, когда-то спасшим ему жизнь, не давшим озлобленным людям устроить самосуд и задушить цепью кудлатого медведя-оборотня, он готов помочь даже в деле столь деликатном.

Договориться выходит легко, но Джеку что-то не нравится, он хищно подрагивает, и Яну приходится взяться за ошейник, прихватить, не отпуская. На проскользнувшего мимо официанта он кидается почти что, и Ян внимательно всматривается в узкую спину сбегающего человека.

Напоказ он отчитывает Джека, сурово глядя псу в глаза.

— Может, кошатник он, — предполагает Влад, когда их ненадолго оставляют. — Вот Джек и учуял.

— Я нашему псу верю, он никогда не ошибается, — туманно отзывается Ян, поглядывая в ту сторону, куда сбежал человек. — Надо бы проверить; что-то нечистое тут, точно говорю. Мы сюда второй раз ездим, однако…

Предчувствие нехорошо наваливается на него.

3.

Цветы — в топку. Воздушные шарики не нужны, спасибо, уберите это с глаз моих. Торт? Упаси Денница, мы оба ненавидим сладкое, а гости больше оценят мясо. Быть может, с кровью. И побольше вина, не на детский праздник соберемся!..