В заброшке было светло благодаря широким окнам и недостроенной крыше. Уже со второго лестничного пролета Горыныч увидел наверху одеяло – лоскутное, из разноцветных квадратов.
Но под ним никого не было.
Может, тут ночевал какой-нибудь бродяга, а темнота, игра теней и наливка добавили ему жути? Исказили черты так, что они перестали напоминать человеческие. Да, скорее всего, так и было. Просто заброшенный дом оказался занят, они не проверили его сразу, а хозяин, видимо, решил переждать нашествие неожиданных гостей.
Прямо посреди пола, словно большой черный жук, валялся телефон. Бомж не забрал его. Вот чудной бродяга!.. Не хотел проблем? Но они же его почти и не разглядели под одеялом. Спутанные замусоренные волосы, смуглая шершавая кожа, худощавое тело…
Горыныч с силой зажмурился, будто выдавливая из головы ненужные мысли, и резко распахнул глаза. Потом подобрал телефон, спустился и пошел к выходу, перешагивая через маленькие карандашики Дружины. Он задержал взгляд на зеленом и пнул его. Тот попал прямо в пластмассовый стаканчик.
С алкоголем пора завязывать. Как минимум навсегда.
Кошка нашлась тут же, в кустах у входа в здание. Она сама вышла на «кис-кис», обыкновенная полосатая дворовая кошка. Колька присел на корточки, и она доверчиво потерлась о его колени. Он прикоснулся к ее мягкой шерстке.
– Мяу! – пискнула кошка.
– Ну что? – окликнул отец, докуривая вторую сигарету.
– Иду!
Горыныч запихал кошку в рюкзак. Она сопротивлялась, но Колька был сильнее. А вчера в ночи эта кошка казалась ему чудовищем, и он даже не был уверен, победит ли ее.
– Подкинешь еще кое-куда? – спросил он отца.
Тот коротко, будто клюнул воздух, кивнул:
– Подкину.
Отец сегодня был на редкость молчалив. Конечно, он не часто разговаривал с Колькой, но тут совсем ушел в себя. Как будто и не думал о прегрешениях сына, а ворочал в голове какие-то свои проблемы.
Словно прочитав его мысли, отец достал новую сигарету, откашлялся и произнес:
– Сейчас, наверно, не лучшее время, но мне нужно тебе кое-что сказать…
Дверь открыл Лешка, и Горыныч протянул ему рюкзак. Тот шевелился и урчал, будто в него вселились демоны.
Лешка мигом расстегнул молнию, догадываясь, чтó принес Колька, но опасаясь увидеть не их Мурку-Найденыша-Невесту-Блоховоза-и-просто-Кошку, а другую маленькую полосатую тигрицу. Ведь такие тигрицы живут в каждом дворе.
Кошка, словно торопящийся вылупиться из яйца птенец, рвалась из рюкзака и мигом высунула мордочку, едва Лешка потянул молнию. Она поглядела на мальчика, а тот растерянно уставился на нее. У Кольки екнуло сердце: неужели перепутал? Но разве может так далеко от жилых домов разгуливать целая стая полосатых кошек?
Растерянность на лице Лешки сменилась улыбкой, и он немного запоздало воскликнул:
– Нашлась! Спасибо! Родители обещали поехать искать, но… у них другие дела.
– Как День? – выдавил из себя Колька главный вопрос.
Лешка высвободил кошку, которая сразу метнулась на кухню, и вернул Кольке рюкзак.
– Сотрясение, – ответил он и снова неожиданно улыбнулся. – Но врач сказал, что Дём родился в рубашке! Правда, он ничего не помнит. Говорит, пятницу словно выключили… Пока десять дней будет отлеживаться. Не повезло – все каникулы.
А Горыныч подумал, что еще как повезло. Ведь вчера им с Ночкой, когда они склонились над Днем, на какой-то миг показалось, что всё, он мертв. И даже сердце его будто не билось. Это как называется? Клиническая смерть или типа того.
– Ладно, тогда я пошел, – сказал Колька и машинально добавил: – Привет ему передавай! – Он осекся и быстро поправился: – Вернее, не передавай.
Лешка недоуменно склонил голову и посмотрел на Горыныча, как воробушек.
– Не передавать?
Горыныч засунул руки глубоко в карманы куртки, ссутулился и соврал, чтобы сгладить неловкий момент:
– Я сам его навещу. К нему же пускают не только родственников?
– Вроде да, – кивнул Лешка.
Спускаясь по подъездной лестнице, Колька злился, что совсем заврался, запутался. Все было так нелепо и непонятно. Отношения с Днем, Ночкой, вообще со всей Дружиной, отношения с девчонками, отношения с отцом. Он до сих пор не мог прийти в себя от новости, которой огорошил его последний.
Но от радости Лешки, увидевшего зверька, внутри словно зажглась лампочка. А от известия, что Демьян почти не пострадал, вчерашний вечер показался не таким уж кошмарным.
И вдруг ил на дне омута, в котором он увяз, стал менее липким. Еще можно вынырнуть.
Странное существо ушло из заброшки, а значит, Ночка ошибался – тому не требовалась помощь. И Горынычу тоже. Он справился сам.
И телефон нашелся.
Горыныч вытащил его из кармана и, повинуясь порыву то ли вдохновения, то ли отчаяния, отправил Жар-птице сообщение:
Потом понял, что сейчас не до этого. И вообще, каникулы начались. Ну и балбес же он!
Но ему так не хотелось опять погружаться в свой омут, тонуть в черной глубине, отчаянно хватаясь за всплески жизни: гулянки, интрижки, сигареты, пиво. И за Ночку.
Все это было не то. Не оно держало его на плаву.