Омуты и отмели

Летом, возвращаясь из деревни вместе с Лёшкой, Толя остался пообедать у Злотниковых. Марина слушала их рассказы и понимала, что у самого Лёшки так и чешутся руки, чтобы встрять в это дело. Анатолий перевез Илларию Кирилловну к Фросе – помощницей по хозяйству, так что в деревне оставался один Семен Семеныч: бабка Марфа умерла через два месяца после пожара. После того как на Семеныча напали какие-то лихие люди, пытавшиеся ограбить дом Свешниковых, Анатолий озверел и нанял настоящую охрану, обнеся «периметр» мощным забором – «периметр» включал не только саму деревню, но и приличный кусок леса, который расчищала бригада таджиков. На опушке он затеялся возводить часовню – маленькую, деревянную, но в стиле Лёшкиного дома, и Злотников рисовал для него эскизы. Анатолий вовсю крыл местные власти, которые сами ни хрена не делали, и людям не давали:

– Денег уходит прорва, а толку – чуть!

– Марин, он хочет в главы районной администрации податься, представляешь?! – сказал Леший, с улыбкой глядя на Толю.

– А что? И подамся! Иначе их не прободать ни за что. Вот ты подумай, что делается: больница местная. Одна на сотню деревень в округе. Единственный доктор тянет на себе чуть не три тыщи больных. Такой мужик – просто герой. И хотят закрыть, сволочи, а? Неэффективно, ты ж понимаешь. Теперь людям придется в районный центр таскаться, а это чуть не восемьдесят километров! И автобус раз в неделю ходит, да и тот, того гляди, отменят.

– Толь, успокойся, ну что ты так болезненно реагируешь.

– Да как не реагировать, когда… За державу обидно, понимаешь?

– Так, может, сразу в губернаторы?

– Да их назначают, а то бы за мной не заржавело.

– Ну, тогда в президенты.

– И больше толку было бы, чем от нынешнего. Только не дадут.

Марина удивлялась Анатолию, который никогда раньше, как он сам говорил, не высовывался и не лез ни в какую политику:

– Но приперло, Марин! Никакого терпения на них не хватает!

Выглядел Анатолий плохо: серый, обрюзгший, угрюмый. После обеда Марина его не отпустила: «Пойдем-ка, поговорить надо». А Леший кивнул: правильно, мол, займись им.

– Марин, ну какие еще разговоры, мне домой надо, там Фрося ждет, – вяло отбивался Толя, но Марина ничего не хотела слышать, взяла его за руку и увела в Лёшкину комнату:

– Подождет твоя Фрося. Ложись-ка. Давай-давай!

– Ну, дождался наконец! В постель укладывает. Что, так соскучилась?

– Спокойно! Ты на приеме у психотерапевта. На что жалуетесь, больной?

– Марин, да ладно тебе! Что ты пристала?..

– Толя, я же вижу, ты еле живой. Я помогу немножко, и все.

– Не надо мне помогать, – испугался Анатолий. – У меня все в порядке!

– Не бойся ты, я к тебе в голову не полезу. Просто поправлю слегка, тебе легче станет справляться – не знаю и знать не хочу, с чем или с кем. Толь, я чужих мыслей без спросу не читаю. Даже у мужа. Так что не волнуйся, все твое при тебе останется.

Марина уже устала всем объяснять, что посторонние мысли для нее вовсе не открытая книга: каждый раз необходимо было некоторое усилие, чтобы «войти» в чужой внутренний мир. Иногда она «слышала» что-то ненароком, как случайный попутчик слышит разговор других пассажиров у себя за спиной, иногда у нее бывали неконтролируемые вспышки ясновидения, а порой Марина знала что-то, сама не понимая, откуда. Например, она была уверена, что Муся до сих пор не переспала с Митей, хотя ни дочь, ни будущий зять не говорили ей об этом ни слова.

Анатолий серьезно посмотрел на Марину, сдвинув брови, потом недоверчиво спросил:

– Ты что, правда Лёшку не контролируешь?

– Правда. Зачем мне это? Я ему доверяю, он мне. Мне своих мыслей хватает, еще чужими заниматься!

– Ну ладно…

Работать с ним было тяжело: он словно сопротивлялся, до конца не доверяя Марине, но потом наконец расслабился и даже задремал. Уезжая, Анатолий прямо на глазах у Лешего обнял Марину и поцеловал:

– Спасибо, сестра. Лёш, не сердись – я из благодарности! Действительно легче стало.

Леший вовсе не рассердился, а тоже Марину поцеловал:

– Ты у меня просто созидательница всеобщего счастья! А то что-то Анатолий смурноват был.

– Ну да, – печально согласилась Марина: «созидательница всеобщего счастья» никак не могла справиться и разобраться сама с собой. Ей казалось, что тот страшный день, начавшийся с приезда Анатолия и Аркаши в деревню, все длится и длится – заботам не было видно конца, напряжение не спадало, а ей так нужна была передышка!

Она теперь все время держала Лешего в своем «луче фонарика», как раньше держала каждого из детей. Марина понимала, что это бесполезно: если что случится, она все равно не поможет, когда он будет далеко. Понимала, но ничего не могла поделать, хотя это отнимало очень много сил, а почерпнуть их было негде: раньше она могла восстановиться, просто прижавшись к Лёшке – его мощная энергия быстро ее «подзаряжала». Теперь Марина боялась, что Лешему от этого станет хуже, а Стивен, который тоже умел ее успокоить и как-то «перезарядить», появлялся редко, занятый своей жизнью. Марина знала, что ей помог бы длительный сон, но боялась «залечь в спячку» и оставить всех без присмотра.