Омуты и отмели

– Давай, сколько надо, столько и спи. Я присмотрю за хозяйством.

Вечером Леший пришел, поглядел и почесал затылок: то ли ложиться, то ли пойти на другую кровать, чтобы не тревожить? Марина, не открывая глаз, сонно произнесла:

– Ну что ты стоишь? Иди ко мне…

И вздохнула. Она была такая томная, расслабленная, жаркая и мягкая, что Леший упал в нее, как в облако. Они любили друг друга медленно, нежно и самозабвенно, сливаясь, как сливаются две реки, смешивая свои воды в единый поток. Леший потом сразу заснул, а Марина так толком и не просыпалась. Утром Алексей заставил ее встать и позавтракать. Марина выползла в халате, что-то пожевала, все время зевая до слез, и заразила всех остальных, так что на следующий день Лёшка принес ей завтрак в постель. Марина спала еще четыре дня, и Ванька, который больше не мог мучиться, решился рассказать все отцу – тот сначала отвесил ему подзатыльник, а потом долго воспитывал, хотя украдкой от сына и улыбался.

Марине же снились светлые и яркие сны, похожие на лоскутное одеяло. То одна, то рука об руку с Лешим, то в окружении детей она гуляла по каким-то райским садам, где на ветках цвели белые и розовые цветы, осыпая лепестки под порывами ветра, и одновременно зрели красные плоды; или брела по цветущему лугу среди порхающих бабочек и птиц. Вместе с Лешим плыли они в узкой долбленой лодочке по медленной осенней реке: Лёшка греб одним веслом, а Марина сидела напротив, и ее длинные волосы струились по воде бледным золотом. Снова она видела себя в теплой ладони земли и во сне думала: «Надо Лёшке рассказать, пусть напишет…» Потом в светлой и радостной картинке сна стала появляться какая-то тень: что-то маленькое и черное быстро пробегало, не давая себя рассмотреть, и Марина никак не могла понять: кошка это, собака или крыса? Вдруг она заметила это черное существо в правом верхнем углу картинки сна и осторожно пошла туда – наискосок по осеннему парку, где с деревьев опадали разноцветные листья немыслимой яркости: красные, желтые, оранжевые, даже синие! Приблизившись, Марина увидела большую черную ворону, которая деловито ворошила клювом кучку опавших листьев. Марина хлопнула в ладоши:

– Кыш!

Ворона подскочила, взмахнув крыльями, и закричала на Марину:

– Карр! Карр!

– Кыш! Пошла прочь!

Ворона опять взмахнула крыльями, но не полетела, а побежала, по-мультяшному быстро-быстро перебирая лапами и вытянув вперед голову. Марина поняла, что пора просыпаться: что-то тревожное было в этой нелепой вороне. Она навела красоту и выплыла на кухню, где взрослые пили чай. Было четыре часа дня – это Марина поняла сразу, время она всегда знала и без часов, но что за день, не понимала. Оказалось – суббота.

– Ой, как есть-то хочется!

Муся с Ванькой сразу забегали вокруг Марины, доставая что-то из холодильника, разогревая, подавая матери тарелки и ложки-вилки. Марина чуть усмехнулась – раньше она суетилась сама, а детям и в голову не приходило за ней поухаживать. Леший кивнул в сторону Вани и подмигнул Марине: «Все знает» – поняла она. Прибежала малышня, которая сразу полезла к Марине обниматься и тут же захотела и чаю, и супа, как у мамы, и котлету дай, и вот это, и пирожок, и это тоже хочу!

– Да вы только что полдничали! – заворчала Скороговорка. – Ну что за дети! Дайте маме поесть спокойно!

Поцеловав Совят в тугие щечки, Марина сунула всем по пирожку, а Лёсика посадила на колени:

– Кушай, детка! – Накормить Лёсика всегда было проблемой, а сейчас он вдруг запросил пирожок. – Знаете, что я придумала? Я хочу бал! На свой день рождения. Настоящий бал, с танцами! Как вы думаете? Нарядимся! Толя давно пристает, что мне подарить на юбилей, вот пусть и подарит нам бал. Что-то мне праздника захотелось.

– Ура! Бал! Мама, здо€рово! – Муся захлопала в ладоши.

– Это что, нам тоже придется наряжаться? – спросил Леший и потянулся за пирогом.

– Конечно! Ты мне так нравишься в смокинге! – Марина выразительно подняла бровь, а Леший усмехнулся.

– И мне, что ли, смокинг надевать? – с ужасом воскликнул Ванька.

– Обязательно! – Муся показала ему язык.

– Марин, а давай мы репетицию устроим? Давно мы что-то не пели.

И правда, после пожара еще ни разу не пели, не устраивали посиделок, а раньше очень любили: вдруг Леший ни с того ни с сего доставал гитару, дети кричали: «Ура, папа петь будет!» – и рассаживались прямо на полу, глядя на него с обожанием.

– А давайте. Завтра можно и сделать. Еще пирогов напечем, а то эти уже почти подъели. Как, Ксения Викентьевна? Муся поможет!

– И я помогу! – закричали в один голос Совята, которые обожали всякую праздничную суету.

– Ну вы-то наши главные помощники!

– И я, – тихо сказал Лёсик, глядя на Марину серыми печальными глазищами, и у Марины ёкнуло сердце: та тревожная тень из сна была связана именно с Лёсиком.

– Тетю Юлю с Митей позовем, да? – спросила Муся. – А дядю Толю?

– Да нет, Анатолия с Фросей пока не будем. Вань, а ты свою девочку пригласи, познакомимся поближе.

Ванька покраснел и опустил голову, а отец, выходя, взъерошил ему волосы.