– Теоретически получится, что мы повяжем воров. Они дадут раскладку, куда скидывали товар. И кое-кто станет соучастником государственного преступления.
– Почему государственного? – чуть ли не подпрыгнул мой собеседник на табуретке.
– Потому что стратегический товар. За валюту приобретенный. А с политикой, сам понимаешь, товарищ Бен-Йоханын, шутки плохи.
– И никто не поможет бедному ассирийцу?
– Утаившему, вопреки уговору, важные сведения?
Он смотрел на меня со вселенской скорбью и укором. И все пытался понять, где тот чистый и наивный юноша, которого недавно привел к нему Раскатов и по поводу кого даже были мысли женить на своей троюродной племяннице – писаной восточной красавице?
– Так меня никто не спрашивал, – осторожно произнес ассириец.
– Ну да, наш Филат не бывает виноват. Не смеши меня… Только полный расклад спасет хитрого ассирийца.
– Так чего, мне одному, что ли, толкали?! – возмутился мой осведомитель. – Записывай, Саша. Все пиши!
И он начал сдавать всех торгашей, кому работники шахтерского снабжения Зильберман и Турусов скидывали товар.
– Мойша Малкин, он большую часть захапал и в город увез. Кузьменко Анатолий – тот поменьше взял, но тоже много. Лева Виткин – этот по мелочовке работает, но часто.
В конце исповеди ассириец начал демонстративно массировать сердце.
– Ох, грудная жаба меня погубит от таких-то треволнений, товарищ Большаков. Никаких душевных сил у правоверного мусульманина на такую коммерцию не хватает. НЭПу скоро конец. Придется заново куда-то пристраиваться. Завмагом или главным бухгалтером меня устроит вполне. И вся надежда, что родной ОГПУ посодействует.
– Посодействует, – заверил я.
Конечно, посодействуем. Мы своих в беде не бросаем. Своих осведомителей мы внедряем, спасаем, а потом опять внедряем.
– А могли эти воришки отправить нежеланного свидетеля на тот свет? – спросил я.
– Что, полагаешь, покойный инженер Синицын в хищениях был завязан?
– Все-то ты знаешь.
– Не все, но многое.
Нэпман полез в карман жилетки, вытащил массивные карманные часы на золотой цепочке. Этот страшно дорогой чудесный швейцарский механизм фирмы Invicta/russel он выставлял напоказ, когда хотел произвести впечатление или когда нервничал. Сейчас он нервничал.
– С одной стороны, на хладнокровных убийц они не слишком походят, – через некоторое время, собравшись с мыслями, выдал он свою оценку. – С другой стороны, как показывает мой долгий и скорбный жизненный опыт, такой вот казенный воришка, загнанный в угол, от страха готов на любое преступление!
Тут с ним трудно спорить. Подпалить контору с документами и заодно с людьми для таких не проблема. Разделаться со свидетелем – своими или чужими руками – да ничего в этом плохого. Воровство – это прежде всего квинтэссенция эгоизма. А воровство у государства – это еще и акт презрения к этому самому государству и стремление растащить его по крупицам…
На совещании у начальника уголовного розыска по раскрытию убийства инженера Синицына я выложил расклад с хищениями. У разыскников аж глаза загорелись, как прожекторы в ночи. Им надоело упираться лбом в стенку. Время уходило, а преступление все крепче обосновывается в графе «нераскрытые». И драть за него будут долго и со вкусом.
Мы быстро набросали план мероприятий. Потом за один день допросили нэпманов и торгашей. Те, осознав, что им светит, но не греет соучастие в государственном преступлении, тут же заложили всех и со всеми подробностями. В это же время мы изъяли несколько комплектов рабочей одежды в нэпманских магазинах. Опечатали вещевые склады в шахтоуправлении. Изъяли документацию.
Одновременно поехали брать расхитителей казенного добра. Зильберман, жеманный и плутоватый, схватился за сердце и пузырьками глотал какие-то капли. Турусов, звероподобный хапуга с раскосыми недобрыми глазами, смотрел на нас с тяжелой злобой. Его дом был забит всяким барахлом, в том числе и крадеными комплектами спецодежды. Помещичья, красного дерева, мебель. Посуда, хрусталь, серебро. А еще мешки с продуктами. Крупы, сахар и соль. Все это напоминало склад.
– Вы будто к войне готовитесь, – оценил я этот дом-лабаз.
– Да у нас всегда война, – забурчал озлобленный Турусов. – И всегда надо быть готовым.
Арестованные сперва уперлись и вообще ничего не признавали. Потом на очных ставках поплыли. Начали лепить горбатого, что вынесли спецодежду, поскольку она не востребована, основной продукцией не считается и захламляла склад. А полученные деньги хотели перечислить на баланс, но не успели. В общем, бред, полный наивности. Но тут уж у всякого Федорки свои отговорки.
По поводу инженера Синицына, который курировал их деятельность, арестованные сразу пошли в полный отказ. Никого не убивали. Ничего не знают.
Впрочем, долго это не продлилось. То ли сами дошли до такого, то ли кто посоветовал, но жулики вдруг стали петь в унисон, что освобождать склад им приказал инженер Синицын, а они знать ничего не знают. Я не я и лошадь не моя. Старый воровской фокус – вали все на мертвого.