Омытые кровью

На четвертом этаже бывшего доходного дома Ветвитскому выделили квартиру аж из трех просторных комнат – кабинет, спальная, каморка для прислуги, а также ванная с угольной горелкой. Дом считался весьма престижным, здесь жили представители городских властей и руководство шахтоуправления. При этом второй секретарь горкома ВКП (б) теснился в одной комнате в длинной коммуналке. Одно только проживание здесь считалось признанием крайней полезности жильца для нашего общества и советской экономики.

Принял меня Ветвитский с искренней радостью.

– Ну наконец-то вы посетили меня в моей берлоге, – крепко пожимая мне руку, произнес он.

Облачен инженер был в длинный красный бархатный халат с кисточками. Сейчас в нем уже не просматривался былой задор, как тогда, в его рабочем кабинете, где он вещал мне о перспективах механизации угольных разрезов. Зато вернулись былая вальяжность и старорежимные манеры.

Да, умеет он носить одежду, подбирать запонки, изящно вытаскивать портсигар. Все же было что-то в туманном буржуазном прошлом, чего не остается сейчас – это стиль, шарм и воспитание. Я бы тоже не прочь со временем так выглядеть. Но куда нам, лапотным, хоть и начитанным.

– Пришел груз с личными вещами, и я обустроил здесь привычный уют. – Ветвитский обвел руками окрест себя.

Мебель была добротная, но казенная, с бирками шахтоуправления. Но зато на полках, в буфете, на подоконнике появилось множество мелких забавных вещей.

– Вы пока осмотритесь, а я попрошу вашего дозволения отлучиться и привести себя в порядок. И мы поговорим.

Он вышел. А я разглядывал выставленные предметы, как в музее. Фигурки из слоновой кости и металла – рыцари, негритянские воины, длиннобородые китайцы. Пивная немецкая кружка. Мутное старинное зеркало в бронзовой оправе. Всякие барбулетки-бронзулетки – то, чего так не хватает в палатке защитного цвета или в окопе. Мещанский пережиток прошлого, как говорят. А мне нравится.

Я снял висящий на стене роскошный армейский цейсовский бинокль. Меня аж дрожь пробрала – ну просто мечта красного командира!

Тут вернулся инженер, переодевшийся в легкие полосатые белые брюки и рубашку с короткими рукавами.

– Нравится? – спросил он, кивая на бинокль.

– Надежная штука. Немецкое качество. – Я посмотрел через бинокль в окно, и пивоварня через пустырь как будто скачком приблизилась. – Зачем вам такой бинокль?

– Охота на уток. Давняя страсть. А бинокль на охоте не лишний.

– В наших местах только охотиться. То ли ты за дичью идешь. То ли сам дичь, и вот уже у атамана Шустова на вертеле.

– Вынужден согласиться с вами. Честно говоря, отбывая сюда на службу, я немного иначе представлял себе провинциальную пастораль… Возьмите бинокль. Презент. Вам он нужнее.

– Для чего нужнее? Бумаги в кабинете читать? – хмыкнул я и вернул бинокль на место. Хотя мне страшно хотелось взять его. И он бы мне обязательно пригодился. Но тут дело такое – только начать, и вскоре будешь вместе с постовыми милиционерами у старушек на рынке семечки вытряхивать.

– Ну как знаете. – Мне показалось, что Ветвитский немножко обиделся. Не дал я ему продемонстрировать всю широту его души. – Предлагаю вам отведать ланч. Ну у англичан это такой перекус между завтраком и обедом.

Я был не против. И вскоре сухая и строгая женщина средних лет – домработница – принесла поднос, на котором были медный кофейник и изящные фарфоровые кофейные чашки, а также всякая пышущая свежестью и сражающая наповал восхитительными запахами сдоба – скорее всего, от пекарни «Николаев и сыновья».

Кофе. Диво дивное. Не пил я его уже давненько. А ныне даже чай в дефиците. Но не для Ветвитского.

Я блаженно прикрыл глаза, отхлебнув божественного напитка. Кофе был не просто хорош сам по себе, его еще хорошо приготовили.

– Это вы с заграницы столько сувенирчиков навезли? – спросил я, обводя окрест себя рукой.

– Страсть такая у меня – собираю фигурки. Это не коллекция. Просто покупаю симпатичные добрые вещи.

– Они создают уют, – поддакнул я.

– Вижу и в вас тягу к хорошим вещам, – улыбнулся он. – Порицаемую ныне, но вполне естественную. Человек должен пользоваться качественными вещами. И обставлять себя такими вещами. И стремиться к вещам. Они делают жизнь краше.

– Это резонно, – согласился я.

– Вещи – это ведь главный камень преткновения для человечества с той поры, когда мы научились строгать дубины. Тогда началась эпоха вещей. Владения вещами. И возжелания вещей.

– Исторический материализм.

– Он самый. Страсть к вещам может быть естественной, тогда она толкает человека вверх, к новым свершениям. А может быть болезненной, тогда она влечет в пропасть. Вы задумывались, из-за чего совершаются преступления?

– Корыстные, насильственные, политические мотивы, – начал перечислять я.

– Оставьте детали. На самом деле причин две – вещи и сумасшествие. Тяга к владению вещами. И буйные безумства умалишенных – страсть к власти, насилию, самоутверждению. – Глаза у Ветвитского стали какими-то отстраненными, было видно, что он выдает давно мучившие его мысли и сконструированные идеи. И он рад, что нашел достойного слушателя.