Я осторожно пробрался по досточкам через яму. Обошел гору наваленной земли, затем штабель досок. И услышал вопль боли и скорби, не слишком громкий, но чрезвычайно жалобный:
– Помогите! Хулиганы порезали!
Вот черт! Не было печали.
Ну конечно, поможем. Рыцарь Ланселот опять в деле. Сейчас невинных выручим, виновных почикаем мечом-кладенцом. Работа такая!
Я свернул с магистрального пути и, перепрыгивая через выбоины в земле, направился на голос. Вскоре рассмотрел подрезанного. Луч фонарика вырвал из темноты мужчину, сидящего на земле, опершись об остатки забора, и держащегося за грудь.
Эх, сапоги чистить придется. Весь в грязи извозился. И, судя по всему, предстоит идти обратно в больницу, только уже с грузом на руках.
– Живой, мил человек? – спросил я, нагибаясь над раненым.
– И ты живой будешь, если не дернешься, – прохрипели сзади.
Ну что ж, рыцарей всегда ловят на лучших побуждениях. Ибо лучшие побуждения без включения мозгов опасны для их источника.
Конечно, черта с два они меня подловили бы, не пребывай я в высоких романтических чувствах и не витай в эмпиреях. Обычно чутье на опасность срабатывает у меня безотказно. Несущуюся на всех парах на дружескую встречу со мной смерть я ощущаю заблаговременно, иначе давно мое имя было бы вписано не в удостоверение, а сияло бы на пирамидке, увенчанной красной звездой, а также золотыми буковками: «Героически погиб за счастье трудящихся». Но тут я маху дал. Да и второй недоброжелатель хорошо замаскировался. Спрятался за кучей деревянного мусора и обломанных досок, даже не дышал.
Меня ткнули в спину чем-то твердым, что я вполне мог расценить как ствол чего-то огнестрельного, и гаркнули:
– С нами пойдешь. Поговорить с тобой хотят.
– Вы чего, зелена вина перепили, братцы? – стараясь, чтобы голос не дрожал, поинтересовался я.
– Ручонки поднял, сука гэпэушная!
Ну теперь сомнений нет. Ждали меня. Притом убивать не хотят, а берут в плен. Зачем?
– Не тяни кота за хвост! – опять послышался сзади голос, показавшийся мне знакомым.
Между тем сидящий на земле мужчина начал приподниматься, рука его полезла за пазуху. Сейчас что-то авторитетное вытащит оттуда – револьвер или обрез.
Лампочка в фонарике потускнела без притока электричества и погасла. Я начал поднимать руки, разжал пальцы. Фонарик упал на землю со стуком.
Пора. Звук удара, даже слабый, на миг отвлекает внимание. А миг сейчас – это вопрос жизни и смерти.
Они наивно полагали, что под угрозой ствола жертва должна стоять, дрожать и не дергаться, потому как пуля все равно догонит, ибо она быстрее. Вот только кое-чего мои враги не учли. Бывал я пару раз в подобных ситуациях. И жив до сих пор.
Поехали! Уйти с биссектрисы стрельбы. Резко крутануться вправо и отступить.
Бах. Бандит за моей спиной нажал на спусковой крючок. Но пуля прошла мимо. Я между тем с развороту так махнул рукой, что стрелка снесло куда-то вдаль.
Лжераненый уже выдергивал из-за пазухи руку. Дожидаться, пока меня продырявят, я не стал, а просто свалился в ближайшую яму.
Глубина ямы была с мой рост, благо внизу оказалась навалена мягкая земля, а не торчали кольями металлические арматуры. Но хлопнулся я всем телом чувствительно. Тут же откатился в сторону. На миг потеряв дыхание, я не переставал шевелить руками и ногами. Извернулся. И вот в моей руке «наган», который заковыристым финтом извлек из-за пояса. Как мне это удалось за такое время и так ловко – я и сам не мог понять. Но факт налицо. Я лежал на спине и целился вверх из револьвера.
События мелькали очень быстро. Лжераненый нарисовался на фоне темного неба еще более темным силуэтом, с поднятой рукой с чем-то стреляющим.
Я нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Силуэт пропал. Донесся жалобный скулеж. А потом окрик:
– Атас!
Послышался услаждающий мой слух лучше изысканной музыки топот удаляющихся шагов.
Кряхтя, с некоторым трудом, я выбрался из ямы, ощупывая спину. Приложился я прилично. Преследовать беглецов было глупо – их уже и след простыл. Да, плохо, что упустил гадов. С другой стороны, хорошо, что они упустили меня.
Руки тряслись. Я засунул «наган» обратно за пояс.
Еще большая дрожь на меня напала, когда представил волокиту – рапорта, осмотр места происшествия, поиск злоумышленников, посмевших в городе напасть на уполномоченного ОГПУ. Впрочем, после того как отдел сожгли, удивляться тут нечему.
Под утро состоялся тяжелый разговор с начальником. Он смотрел на меня зло, но с долей растерянности.
– И что это значит? – осведомился он. – Кому ты, такой молодой и красивый, понадобился?
– Хват там был, – объяснил я. – Экспедитор, который инженера Синицына зарезал.
– Ты узнал его?
– По голосу.
– Уж не из-за медсестры он на тебя взъярился?
Надо же. И об этом Раскатов знает. Впрочем, положение обязывает знать все, в том числе и о собственных сотрудниках.
– Нет, тут что-то другое, – возразил я.
– Что другое? – вперился в меня пристальным взором Раскатов.
– Пока не знаю. Но узнаю.
– Не забудь сообщить, – хмуро объявил начальник.
Но с дальнейшими расспросами лезть не стал. И хорошо. Потому что в голове у меня и так сумбур, а в душе раздрай…