Читаем Он меня понимает (СИ) полностью

- А-а! – Я забился в путах под обезумевшей пони, изводя её своим внешним мечущимся видом не меньше, чем внутренней работой. Селестия моя луношёрстая, не так надо использовать жеребцов! Это вроде они катаются на кобылах, а не наоборот! Да кто же поспорит с Файр... Разве что мой всё сильнее встававший стержень, который противился сильным надавливанием немалой массы кобылки, и при том чуть ли не поднимал её надо мной, что только радовало пегасочку – не всё на своих крыльях летать!

- Ещё давай! – Скакавшая на месте поняшка привстала немного, перенося свой вес на задние копытц, которыми она наступила на мои крылышки... И я снова сильно упёрся в дальнюю стенку, и на стержне так же сильно запульсировало от тяжести, как и на сдавленных, щёлкнувших крыльях!

- Ты... Ааааа! Зло! Злоооо!

- Мы оба зло! – воскликнула она и обрушилась на меня. Перед моим внутренним взором взорвались цветные искры и мы закричали в унисон, когда блаженное облегчение наконец-то охватило нас и вылилось в пони, наполнив её дрожащее тельце до отказа. Судорожно дёргая копытами, пегаска приподнялась и тут же упала, придавив одним копытом моё горло и так ударив в живот другим, что я мигом потерял и остатки воздуха, и остатки семени, выплеснув их себе на живот. Захрипев, я попробовал выползти из под кобылы, но стонущая Хелли в своих чувствах лишь сильнее прижала меня к полу, отчаянно хлопая крыльями.

- О-о-да-а... – Кажется, она вполне чётко осознавала даде через своё удовольствие, что я испытываю, но не обращала внимания на сиплые звуки из моей пасти, а в широко и испуганно распахнутые глазки смотрела, будто я до сих пор испытывал оргазм (впрочем, если она не прекратит, до следующего не оставалось много времени! Как и до потери сознания от мучений, среди которых удушие было ещё не самым сильным... Пока что). – Лучшие жеребцы – это драконы!

Придавив мою пушистую шейку уже обоими пястями передних, опираясь на неё, сложив передние, как на столике, поняшечка принялась размазывать задним копытцем белые капельки в густой, мягенькой шёрстке, и провелась кончиком алого копыта вдоль живота посередине, опуская пёрышки на мои бока: – Давай сравним объём лёгких пони и драконов! Ты меня не жалел, пони! Помни!

Я задрожал под ней, силясь вдохнуть... Кажется, я заразил Хелли своим пристрастием к удушению пони... Дёргаясь и брыкая копытами, я попробовал выползти из-под неё, но пегаска неожиданно опустилась на мой член и придавила его своим весом, при этом не убирая копыт от моей шейки. В груди нарастало волнение пополам с всепоглощающей жаждой воздуха.

- Что сделаешь, если я тебя отпущу? – усмехнулась кобылица, продолжая держать меня. – Точнее, что ты не сможешь сделать?

Она двинулась вперёд, отчаянно размахивая своим хвостом и ещё больше усилив давление на моё горло. Я весь выгнулся под нею, до боли в крыльях пробуя подняться, но сделал себе только хуже, так как пони продолжала удерживать меня под собой...

Я понимал, что вырывания будут только нагнетать боль и подстёгивать удовольствие, но сейчас не мог не метаться – просто инстинктивно дёргался, хватал пастькой воздух... А Хелли вглядывалась в эти совершенно хаотичные движения, будто бы я пытался ей что-то сказать. Кто бы спорил, что она вычитала в движении моих губ вовсе не то, что желал бы донести до неё мой плывущий в асфиксии разум!

Внезапно убрав копыта, она понаблюдала за тем, как я бешено заглатываю воздух, хрипя и всё ещё чувствуя её удушающие копыта. Хелли слезла с меня, но теперь повернулась крупом и опустила свой хвостик мне на нос.

- О Палмолив, мой нежный гель, ты даришь запах мне по-о-о-оней! – пропела она, любуясь моим дрожащим жеребцом. – А ты всё-таки не так терпелив, как я, Мирдал!

- Про... Проверим? – простонал я. Зря.

- О, ты ещё хочешь? – зловредно осведомилась кобылка, повернувшись ко мне. Приподнеся копыто к ротику, она куснула его, но потом покачала головой. – Не-е-ет, заманчиво, но не слишком. Лучше я пока воспользуюсь тобой на максимум!

Зайдя за меня, она легла на пол и направила мою правую заднюю ногу себе на щёлку.

- Поработай-ка теперь копытцами, мой золотистый понь!

Сдвинув брови, как принявшая испытание Рейнбоу, я нажал копытцем примерно так, как это делала сама пони, только немного сильнее, но та, пискнув, немного отстранилась, чтобы я не мог вдавливать со всей жеребцовой силой, а лишь нежно нажимать, даже вытягивая ногу до предела! Осторожные, постепенные надавливания гораздо больше устроили Хелли, что сразу подобрела мордашкой, и даже шумно задышала, почувствовав, как дрожит уставшая ножка, что уже еле держалась, вытягиваясь в сильном напряжении... Тут же снятом передними копытцами, не только удержавшими её за пять и бабку, но и размассировавшими их так, что я опять разлёгся на ковре в блаженстве.

- Милую пони ты не доводишь... – Вновь пропела она на другой мотив уже с такими нежностью и любовью, что, я понял, сейчас меня не ждало ничего приятного!

- Из тебя плохая Зекора, Хелли...

- ЦЫЦ!

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Музыка / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары